(Не) твой - Виолетта Роман

ты с ней сделал?! – зарычала на Тайсона, бросившись к ней. Обняла подругу за плечи, а она только сильней задрожала.

– Это все он виноват, не я, – продолжала она шептать, заливаясь слезами. Тайсон стоял не двигаясь, молча смотрел на нас.

– Кто он, Римма?

Она подняла на меня глаза.

– Валера. Он заставил меня, уговорил. Я верила, что с ним тебе будет лучше и поэтому помогла.

Я не понимала, о чем она говорит.

– В чем помогла?

– Он посадил Греха в тюрьму вместо Питона. Подговорил Петю перекинуть на него вину. Потом, когда Греха в камере убили, он узнал, что его мать приедет в город на похороны. Вот и приказал мне представиться тобой и сказать ей, будто Гера ужасный человек и убийца, и что ты не любишь его и давно уже с другим. Я так и сделала, но все это только ради тебя!

– Но как…

Я была шокирована ее признаниями. Я не верила ей, но, похоже, это и есть правда. Тайсон же говорил мне, что после разговора со мной на его похоронах, его мать умерла… Я подняла на него глаза. Он смотрел на меня не отрываясь. Как он мог? Как мог Валера так поступить со всеми нами? Зачем ему это? Неужели только потому, что хотел быть со мной? Нет. Все равно у меня не укладывается в голове. Я верю словам Риммы, под угрозой смерти, вряд ли она стала лгать. Но мне нужно время, чтобы осознать это. А сейчас я была в ступоре.

– Про письма ей скажи, – раздалось рычание Греха. Я повернулась к Римме. Она совсем сникла.

– И письма Греха я у адвоката забирала, представившись тобой. И все до последнего Кобзарю отдавала.

* * *

Я смотрела в темноту ночи через окно его комнаты. Видела, как Римму грузят в машину. Как экипаж уезжает. Странно. Но внутри была пустота. Ни слез, ни боли по поводу нее. Предательство за предательством – моя жизнь оказалась лишь карточным домиком, разрушенным от легкого порыва ветра. Все близкие, окружающие меня, были лгунами. Все эти годы я жила во лжи. И даже не подозревала, насколько крепкая и большая сплетена паутина. И кем? Собственным мужем. Тем, кто так терпеливо, долгие годы пытался проникнуть в мое сердце. Кто заботился обо мне и о моем сыне, и делал так, чтобы мы не нуждались ни в чем. Мое сердце выло от боли, а разум до последнего отказывался принимать правду.

Я услышала его шаги. Он приблизился молча. Не стала оборачиваться. Смотрела на выезжающий со двора Геленваген.

– Что теперь с ней будет? Ее убьют?

Сказала и сама от себя ужаснулась. Неужели подобное стало для меня нормой? Вокруг смерть и насилие. Там где Тайсон – нет жизни.

– А ты бы хотела этого? – прохрипел в ответ, и мне показалось, что он расстроен. Или устал. Но с чего бы? Все разрешилось для него как нельзя лучше.

Обернулась, смахнув с глаз выступившие слезы.

– Я к сыну хочу. И от тебя подальше…

Последнее вырвалось из меня. На секунду я испугалась, что разозлю его. Хотя, куда еще больше? В его глазах, смотрящих на меня, не было ничего кроме ненависти.

– Я не отдам тебе сына.

Каждое слово – выстрел в сердце. Самое страшное, что я когда-либо могла от него услышать. Мне стало так больно, так страшно. Грудь сковало спазмом.

– Верни мне его, умоляю! – мой голос был низким, утробным. Слезы мешали говорить, но я цеплялась за его руки, неотрывно смотря ему в глаза.

– Ну, хочешь трахни меня, накажи, по кругу пусти только Пашку не трогай! Каким бы Валера не был уродом, Паша его отцом считал. Он хорошим отцом был…

Оттолкнул меня. Словно грязь какую-то.

– Прости, что не сдох, и не позволил Кобзарю дальше жить моей жизнью.

Он развернулся и направился к выходу. А мне так страшно стало. Я снова бросилась к нему. В ноги его упала, вцепилась как в последний шанс на спасение.

– Прости меня за все! И за него прости и за то ,что не знала и жила с ним, – взмолилась захлебываясь от слез. Сорвала с себя блузку, бросила ее в сторону.

– Все что хочешь забирай, только отдай сына!

Он молчит. Даже не смотрит на меня.

– Пошли, – вдруг произносит, отталкивая меня.

– Что?

– За мной иди.

Быстро нацепив блузку, спешу следом за ним. Я не знаю, что меня ждет впереди. Увижу ли я сына? Или Грех сейчас разберется со мной точно также, как и с остальными? Я хочу его спросить, но мне страшно.

Мы выходим на улицу, Тайсон открывает пассажирскую дверь своего джипа.

– Тайсон! – раздается вдруг мужской голос со стороны дома. Грех замирает, оборачиваясь. Я вижу, как к нам бежит Овсянников.

– Куда ты ее везешь? – спрашивает он, схватившись за дверцу машины.

– Не твое дело, – рычит Грех, пытаясь его оттолкнуть. Но Миша даже на шаг не отступает.

– Нет, прости. Но Еську не дам обидеть.

Тайсон замирает. Его шокирует Мишкина наглость.

– Ушел, бл*ть, с дороги! – взвывает он, потянувшись за стволом. Я понимаю, что ни один не отступится.

– Миша, не надо!

Овсянников несколько секунд смотрит мне в глаза.

«Дура, он же завалит тебя!» – кричит мысленно. А я киваю, нервно улыбнувшись. Завалит, так завалит. Но сына своего я заберу.

* * *

Он молчал. Напряженно смотрел перед собой. А я извелась. Как бы ни пыталась выпросить у него о местонахождении Паши, он не отвечал. В конце концов, пригрозил мне пулю пустить в лоб, если я не заткнусь. Мне было страшно. Даже находиться рядом с ним, было не по себе. Сосредоточение гнева и злости – вот что он из себя представлял. И я понимаю теперь. Все понимаю, почему он стал таким. И мне больно за него, за нас. То что сделал Валера – бесчеловечно и отвратительно. Но все это изменило нас. Греха и меня. И рядом с Тайсоном никогда не будет спокойствия и тихой семейной жизни. С ним вообще ничего не может быть кроме смерти.

Мне стало совсем не по себе, когда он выехал из города на трассу. С двух сторон он дороги лес. Тут же вспомнилось предостережение Овсянки.

– Куда ты меня везешь? Грех!

Он продолжал молчать. Меня накрыло истерикой.

– Выпусти меня! Пожалуйста! Выпусти! – я схватилась за его рукав, а он, зарычав, так сильно оттолкнул меня, что я ударилась головой о стекло машины. Вспышка боли была такой сильной, что у меня потемнело перед