Любовь побеждает все - Мари Клармон

— Моя милая леди, — прервал ее доктор, — вы не можете взять на себя роль Бога. Вы также не в силах управлять природой и вещами вокруг.

Ева задохнулась от удивления.

— Что? — моргая, спросила она.

— Раз вы говорите, что виноваты в смерти сына, значит, я тоже должен винить себя в смерти пациентов, когда из-за погоды не могу быстро добраться к ним или от их болезни просто нет лекарства.

— Нет, это другое дело, — возразила Ева. — Томас мне все объяснил. Он говорил это снова и снова.

Доктор Дженнер замер.

— Лорд Кэри?

И когда Ева кивнула, он спросил:

— Что именно он говорил?

— Что это была моя вина. Что Гамильтон возненавидел бы меня за то, что я натворила. Что нет матери хуже меня, и…

— Ваш деверь — бесчувственный болван, и чем скорее он перестанет быть вашим опекуном, тем будет лучше для вас.

— Но…

Томас ведь говорил правду, разве не так? Ева была виновата в гибели Адама. Однако умный человек, сидевший напротив нее, почему-то считал по-другому.

— Теперь я должен задать вам несколько вопросов, — сказал Дженнер.

Ева не совсем понимала, что происходит. Ведь доктор именно этим сейчас занимается, разве не так? Однако она подняла голову, показывая, что готова.

— Как ваше имя?

Ева посмотрела на доктора, удивляясь такому простому вопросу.

— Ева Кэри, — ответила она.

— Как звали ваших родителей?

— Марта и Джон.

— Какой сейчас год? — подняв брови, продолжил Дженнер.

— Тысяча восемьсот шестьдесят пятый.

— И… — доктор отхлебнул чая, — в каком мы сейчас городе?

Ева не выдержала и рассмеялась, потом прижала платок к губам и сказала:

— Извините. Мы в Лондоне, конечно.

Доктор мягко улыбнулся, а потом объяснил:

— Это простые вопросы, моя дорогая, но по правилам я обязан задать их. — Он поправил усы и продолжил: — Кто сейчас правит Британией?

— Королева Виктория.

— Ну, вот и все, — добродушно улыбнулся Дженнер. — Мы закончили.

— Да? — Ева удивленно посмотрела на него. — Я не понимаю…

— Моя дорогая, вы не сумасшедшая. И никогда такой не были. Горе — страшная вещь. Нам всем нужно время, чтобы пережить трагедию, а ваша была поистине ужасной. Я подпишу все нужные бумаги, и они будут в особом порядке зарегистрированы в суде и в палате лордов. К обеду вы станете свободной женщиной.

Ева открыла рот, но в итоге закрыла его, не зная, что сказать.

Доктор встал и, поклонившись, заявил:

— Надеюсь увидить вас вновь, когда вы решите выйти в свет.

Наконец она улыбнулась и с чувством произнесла:

— Спасибо. Огромное вам спасибо за все.

Он кивнул и пошел к двери, но вдруг остановился и взглянул на нее.

— Вы ведь почти не говорите о них, да?

— Что? — переспросила Ева. В такой счастливый момент она не вполне поняла, что имел в виду Дженнер.

— Будет лучше, если вы позволите себе говорить. Как можно чаще. Тогда боли станет меньше. И однажды, хотя вам сложно сейчас в это поверить, она уйдет и останется только светлая печаль. — Он помолчал с задумчивым видом, но потом добавил: — Прошу прощения, что вмешиваюсь. Это, конечно, не мое дело, но этот молодой человек, лорд Блейк…

— Да?

— Он испытывает к вам глубокие чувства. И по своему опыту я знаю, что это не скоро пройдет. — Дженнер кивнул, соглашаясь сам с собой. — Подумайте об этом тоже.

И с этими словами он исчез в коридоре.

Ева смотрела на пустой дверной проем. Неужели их особая связь с Йеном была так заметна? Леди Элизабет не раз намекала ей на это. Осмелится ли она отдаться своим чувствам? Сейчас такая вольность казалась ей предательством по отношению к Гамильтону и Адаму.

Но доктор Дженнер считал, что Еве нужно говорить о семье, которую она потеряла, а не становиться мученицей во имя памяти о ней. Это задание пока казалось Еве сродни подвигам Геракла. Ведь она ни с кем не говорила о том, что тогда случилось.

Ева сейчас чувствовала себя гораздо лучше. И дело были не только в том, что ее официально признали здоровой. Выплеснув в словах и слезах свое горе, она словно сняла с себя тяжелый груз.

Впервые за долгое время Ева поверила, что рано или поздно у нее получится стать свободной. Что настанет тот день, когда она не будет плакать при мысли о сыне. Когда поймет, что сделала все возможное, чтобы стать хорошей женой Гамильтону. И тогда она наконец откроет свое сердце для любви.

— Ты свободна, — выдохнул Йен.

От радости у него закружилось голова. Наконец-то. Они оба заслужили эту победу.

Ева ослепительно улыбнулась ему. Ее лицо светилось от счастья.

— Да. Теперь я независимая женщина.

Эти два слова, словно порыв ветра, погасили огонь его радости. Ева говорила правду. Теперь никто не мог указывать ей, что делать и как жить.

— Что такое? — спросила Ева, заметив перемену в его лице.

— Я вспомнил о людях миссис Палмер, — солгал Йен.

Радость в взгляде Евы погасла. Она перестала его обнимать и сказала:

— Мне тоже нельзя о них забывать.

Слава богу, он еще был нужен ей, хотя бы в качестве охраны. Йен понял, что пока был совсем не готов отпустить Еву, позволить ей жить своей жизнью. Может, она всегда будет нуждаться в нем? Как она выживет без него в высшем обществе?

Конечно, Ева еще долго будет рядом с ним. Йен взял ее за руки, их пальцы сплелись.

— Прости, я не хотел портить тебе настроение в такой момент.

Ева подняла на него печальный взгляд.

— Конечно, не хотел. Я не сержусь на тебя.

И все-таки Йен сделал это. На ее лице появилось покорное выражение, и Йен понял, что она готова была опять бояться. И снова ждать. Боже, что же он за животное! Но Йен не лгал: Томас и миссис Палмер были на свободе, Еве угрожала опасность.

— Мы с графом Виндхэмом придумаем, как защитить тебя.

— Может, Томас оставит меня в покое? Теперь у него нет никаких прав на меня.

Йен привлек Еву к себе, наслаждаясь близостью ее хрупкого тела.

— Нет. — Он поцеловал ее в голову. — Это невозможно, он не отпустит тебя. Ведь Томас потратил столько сил, чтобы посадить тебя под замок. Брат Гамильтона — настоящий мерзавец.

— Доктор Дженнер тоже так думает.

— Правда?