Толмач - Родриго Кортес

Крупенский разложил на столе опись, а Гирс на секунду ушел в себя. Британско-американско-русский участок обороны дипгородка был достаточно велик, однако русским предстояло оборонять в основном территорию своей миссии и здание Русско-Китайского банка.

– Кстати, Василий Николаевич, вы нашли, из чего баррикаду до банка строить? – оборвал он Крупенского.

Тот кивнул.

– Не в этом беда, Михаил Николаевич. Пушку, боюсь, уже не подвезут. Снаряды есть, а толку от них никакого. Да и людей у нас маловато: ну что это – шесть казаков да урядник…

– Ничего, – ободряюще улыбнулся Гирс, – мал золотник, да дорог, авось не дадимся! А там и наши подойдут.

* * *

Наместник Его Величества, командующий войсками Квантунской области Евгений Иванович Алексеев был в затруднительном положении. Рассчитывать на честность императрицы Китая он не мог – Цыси одной рукой посылала войска на усмирение бунтовщиков, а другой подписывала вполне недвусмысленные указы об их полной поддержке. А тем временем ихэтуани стали по-настоящему опасны, и порой на КВЖД происходило до трех вооруженных столкновений в сутки. Перестрелка на станции Дашицяо, вооруженная демонстрация в Инкоу, забастовка в Харбине с этим диким обвинением русских инженеров в использовании человеческого сала для смазки колес, – было от чего схватиться за голову… или за оружие.

Нет, находящиеся в Порт-Артуре войска давно были готовы к экспедиции, но разворачивание полноценной военной кампании против бандитов могло обернуться еще большей бедой. Даже главный инженер дороги Югович, более всего страдающий от хунгузов, предложенную военными моряками помощь решительно отверг.

Пожалуй, Алексеев терпел бы и дальше, но когда он получил тревожную шифрограмму от Гирса, а затем очередное донесение о том, что европейцы надумали-таки послать в Пекин отряды для обороны своих посольств, он решился.

– Отправьте шифрограмму в Санкт-Петербург, – поднял Алексеев глаза на секретаря.

Тот изготовился записывать.

«Согласно просьбе посланника, завтра с рассветом выйдет отряд судов в Таку для посылки в Пекин ста человек десанта».

* * *

За две недели беспрерывных поездок – где на поезде, где на лошадях – Курбан узнал о своих владениях больше, чем за всю предыдущую жизнь. Он увидел Аньду и Хайлар, Мучинь и Яомынь, тайгу и степь, горы и пустыни. Но – Великая Мать! – какой только сброд не топтал теперь эту священную землю! Русские и китайцы, тунгусы и маньчжуры, монголы и корейцы – здесь жили все, кроме тех, кому вся эта земля всегда принадлежала.

Наблюдая за Семеновым, он исподволь выучился читать карту, слушал, как звучат названия станций и деревень, и порой с горечью узнавал бесстыдно искаженные на китайский или монгольский лад родные тангутские слова.

Он привык терпеть вечное присутствие железных драконов, притерпелся к постоянному запаху машинного масла и металла; он даже приучил свое тело переносить неудобства русской одежды. И лишь одно терзало его, как и прежде, – неизвестность. Боги по-прежнему являли свою волю внезапно и непредсказуемо.

Вот и этой ночью Курбану почему-то приснился Золотой Дракон со злыми нефритовыми глазами. И только поутру, выйдя из душной теплушки, в которой они с поручиком провели ночь, он увидел, что знак послан богами неспроста. Вокруг железных полос, по которым время от времени пробегали паровозы, кипела работа, и вышедшие вместо саботажников-китайцев русские мастеровые были встревожены и боевиты.

– Давай, робяты! Мы и так не успеваем! – орал густым басом хорошо одетый орусбажи. – Навались! Ищо-о… взя-али!

Встревожен и деловит был и поручик. Он бегал то на склады, то в мастерские, быстро и сосредоточенно записывал что-то в толстую линованную тетрадь и лишь к вечеру, когда часовые заступили на посты, захлопнул ее и повернулся к толмачу.

– Вот черт! Не успеваю…

– Русские воевать будут? – скорее констатировал, чем спросил Курбан.

– Думаю, да, – кивнул поручик, – и когда начнется, мелочей не будет… Хотя главное, конечно, подвижной состав.

Курбан сделал вид, что понял, и лишь когда спустя полчаса с юго-запада донесся раскатистый рев, догадался, о чем именно предупредили его боги во сне. По рельсам, стремительно приближаясь, мчались паровозы – один, второй, третий! Никогда еще Курбан не видел столько железных драконов сразу!

– Они тоже будут воевать? – преодолевая звериный ужас, поинтересовался он у поручика.

– Конечно, – кивнул Семенов.

– А на чьей стороне?

Семенов рассмеялся, сунул ему в руки свою тетрадь, и Курбан тоскливо подумал, что русские все еще не понимают, КОГО они привели на эту землю. А затем ему был подан еще один знак, и еще один, и еще… драконы были везде! Полуприсыпанная землей и разбитая дорожниками храмовая фигура, ярко расшитый халат просеменившей мимо китаянки, настенная картина в кабинете русского начальства, мятая, выгоревшая на солнце листовка ихэтуаней – древний как мир дракон Мармар являлся ему повсюду и явно собирался сыграть в предстоящем сражении главную роль.

И еще… все орусы как один весь день твердили одно и то же – «не успеваем», и едва Курбан свел все это в одно, как стало ясно: действовать надо немедленно. И тем же вечером, едва поручик лег, он тихонько выбрался из теплушки, взял воткнутую возле вагончика лопату, отошел далеко в степь и вытащил из кармана брюк поднятую на путях листовку.

– Ты взял слишком уж много власти, – пробормотал он, – но русские за тобой не успеют, а значит, настоящей войны между вами не получится, Это неправильно…

Курбан знал, что изображений Мармара в Китае слишком уж много, что боги не дадут ему изгнать пробужденного их волей дракона навсегда. Но он знал и другое: если обряд похорон изображения исполнить правильно, головой вниз, одна из трех частей души Мармара – сульдэ – будет серьезно уязвлена.

* * *

В конце мая Цыси внезапно приболела. Всю ночь ей снилось, что ее закапывают в узкую глубокую яму головой вниз, а проснувшись, она поняла, что проигрывает, что она просто не успевает следить за событиями – с такой скоростью они развиваются. Менее чем за полутора суток русские, итальянские и французские десанты успели высадиться на понтонах в устье реки Пейхо, с боями прорваться к Тяньцзиню и даже войти в Пекин. Теперь оборона иноземных посольств была крепче на 450 человек.

А тем временем ихэтуани ничуть не торопились. Нет, предместья столицы они очистили от иноземной скверны довольно быстро, но Цыси понимала: главное – кто-то должен выдавить европейцев из Пекина.

И тогда она вызвала к себе Гуансюя.

– Встаньте, император, – ласково разрешила она коленопреклоненному соправителю.

Изумленный тем, что ему разрешили подняться с колен так быстро, Гуансюй нерешительно поднялся и замер.