Главный врач - Тихон Антонович Пантюшенко

— Директора! Заневского Виктора Сильвестровича!

— Кого еще?

— Доктора Наталью Николаевну.

— Так, — сделала паузу Портнова. Она надеялась, что первой назовут ее, председателя сельсовета. Ведь кто власть в Поречье? Она, Портнова. Как же можно ее обходить? Еще теплилась надежда, что назовут и ее фамилию. Поэтому-то и сказала:

— В президиум выбирают нечетное число людей. Надо еще одного человека.

— Учительницу. Довнар Аллу Захаровну.

Портнова даже не ставила выдвинутые кандидатуры на голосование, не пригласила названных товарищей за стол президиума. Хмуро сошла со сцены и села в первом ряду. Пусть, мол, руководят другие. Первое время царило как бы безвластие. Наконец поднялся Заневский. Пройдя за стол, он уважительно сказал:

— Прошу вас, Наталья Николаевна. И вас, Алла Захаровна. — Потом, когда обе заняли места в президиуме, продолжал: — Вам, товарищи, известно, что разговор у нас будет об одном: как выкорчевать пьянство.

Он, наверное, произнес бы длинную речь, если б из зала не донеслась реплика, задавшая тон всему сходу:

— А пускай пьянчуги покажутся перед народом.

— Верно, — ухватился Заневский. — Мы просим всех, кто сидит в первом ряду, уступить место любителям спиртного. Пусть будут вроде как в президиуме. Пожалуйте, товарищи любители! Петр Луканович, это и вас касается. И вас, Марфа Сидоровна.

— Не пойдем! — крикнула Марфа Сидоровна.

— Воле народа надо подчиняться. Иначе что получится? Сейчас вы не хотите выполнить решение схода, завтра не пожелаете выйти на работу. Если решили не иметь с коллективом никакого дела, что ж, насильно мил не будешь. Отпустим. Ищите другое место работы.

Между супругами возникла короткая перебранка: «Не кочевряжься, пошли! — это Петр Луканович жене. — Все равно заставят». — «Иди ты, гнилая колода», огрызнулась Марфа Сидоровна, но все же поднялась и потянулась вслед за мужем. Поименно «пригласили в президиум» еще пятерых завсегдатаев магазина.

— Вот он, дорогие товарищи, можно сказать, «цвет и гордость» нашего села… Да вы не стыдитесь, посмотрите людям в глаза, — говорил Заневский тем, кто сидел в первом ряду. Что с ними делать? Посоветуйте, товарищи.

— Предупредить в последний раз, а потом по всей строгости закона! — послышался женский голос из середины зала.

— Так и поступим, — сказал, как о решенном, Заневский. — Кто допустит прогул по причине пьянства или выпьет на работе, того временно в разнорабочие, лишить всяких премий, в том числе и годовой. А повторится будем ставить вопрос об увольнении. Хватит нянчиться. Теперь что касается самогонщиков. Есть предложение: в недельный срок все аппараты сдать в сельсовет. После этого мы проведем рейд. У кого будет обнаружен несданный аппарат, пусть пеняет на себя.

— А если свадьба? — спросил кто-то.

— Свадьба? А вы помните хоть одну свадьбу без пьяной драки? Я лично не припоминаю. Что, по-вашему, будем продолжать и дальше? Нет, товарищи, пора кончать со скверными традициями. Ну а теперь последний вопрос. Как быть с продажей спиртных напитков? По новому Указу ее полагается ограничить. А в сельсовете так решили: не завозить, не продавать никаких вин и никакой водки. Как думаете, товарищи?

По наступившей тишине можно было догадаться, что некоторые ожидали чего угодно, только не этого. И таких, видно было, немало. Кто-то даже спросил:

— Значит, идти против Указа?

— Кто же против него идет?

— Сельсовет. Указ за то, чтобы не весь день продавали, ну и еще там кое-что. А вы чтоб отменить. Начисто.

Заневский по привычке повертел в руках карандаш, посмотрел на Титову и Довнар. Будто оказался в трудном положении и не знал, как из него выйти. Откашлялся и сказал:

— Если народ решит полностью запретить у нас продажу спиртных напитков, то это будет если не по букве, то в духе Указа.

— Не согласны! Полине тогда нечего будет делать в магазине, — выкрикнул кто-то.

— А ну, покажись, чтоб хоть знали, кто у нас не согласен, — стукнул легонько карандашом о стол Заневский.

Не тут-то было. Вообще, в зале нашлось немало если не пьяниц, то тех, кто не считал предосудительным в меру отметить праздники, дни рождения, а то и просто поднять настроение в выходные дни.

— Дайте мне слово, — поднялась Наталья. — Один мудрый человек сказал: у человека много преимуществ перед животными. Но и у животных есть преимущество перед человеком. Они никогда ничего не делают во вред себе. Поднесите, к примеру, сигарету или стакан водки собаке. Да она убежит от вас на версту. А ведь всему этому вы учите своим примером ваших детей. Неужели же вы не хотите, чтобы они были здоровыми, радовались жизни? Вы же люди. Я думаю, Виктор Сильвестрович, что несогласные товарищи поймут. Так жить дальше нельзя…

Когда голосовали, дружно взметнулись вверх руки женщин. Мужчин с поднятыми руками было меньше.

— Так, — подсчитал голоса Заневский. — Подавляющее большинство. «Членов президиума», думаю, можно не считать: у них только совещательный голос.

Несколько дней после этого собрания были как праздники. Но праздники на то и есть праздники, что они не продолжительны. После них наступают будни с их обычными заботами и уже веками установившимся укладом жизни. Первым сигналом наступления этих будней был случай появления на работе Царь Марфы Сидоровны в подвыпившем состоянии. Может, это осталось бы и незамеченным, если бы с ней не столкнулся Заневский. Не поверил он своим глазам. Да как же это могло быть? Всего несколько дней прошло после собрания и — на тебе. Спросил: «У кого брала спиртное?» — «В магазине», — ответила Царь. «Как в магазине?» — не мог поверить Заневский. «А так, Виктор Сильвестрович. Полина сказала, что Указ нельзя никому нарушать. Над сельсоветом есть и выше». Горячая была пора. Но делать нечего. Надо узнать, не путает ли чего Марфа Сидоровна. «С тобой, Марфа, — сказал Заневский, — разговор будет особый. Но это потом. Сейчас поеду узнать, в чем там дело». Приехал в магазин. И действительно. Все оказалось так, как было и раньше. Торговля вином и водкой шла так же бойко, как и до Указа. Разозлился не на шутку. «Ты что же это, каналья твоя душа, народ спаиваешь? Разве ты не знаешь про решение собрания?» — зло спросил Полину, заведующую магазином. «Была на нем, знаю. Да люди мы подневольные. Что нам скажут, то мы и делаем». — «Слово-то какое откопала. „Подневольные“. Кто же это тебя неволил продавать этот опиум?» «Хозяйка наша, председательша сельсовета». — «Да ты что?» — «А зачем мне возводить на женщину напраслину?» Не верил Виктор Сильвестрович, что Портнова могла пойти на такое. Но верь не верь, а узнать надо. Не через кого-то, а лично от нее, Зинаиды Станиславовны. Люди могут и набрехать. Такие