Черная луна Мессалины - Мария Спасская

– Ты же сам, Божественный, распорядился, чтобы я неукоснительно выполнял все приказания твоей супруги!

– И-истина в его с-с-словах, – согласился Клавдий. – Мим не в-виновен, мима н-н-нужно отпустить!

Но Нарцисс склонился к императору и укоризненно прошептал:

– Истребив стольких именитых мужей, незачем жалеть какого-то лицедея. Совершал ли он столь тяжкое преступление по своей воле или по принуждению – уже несущественно.

Голова актера Мнестора полетела в общую кучу. Когда со списком было покончено, Нарцисс задал вопрос, больше всего занимавший его все это время:

– Что Божественный думает делать с Мессалиной?

Замявшись, пресытившийся казнями император проговорил:

– П-передайте несчастной, ч-ч-чтобы она явилась завтра п-п-представить свои оправдания.

Зная лживый и изворотливый характер императрицы, Нарцисс никак не мог допустить встречи супругов. Поэтому, почтительно поклонившись, он вышел от подобревшего Клавдия и в сопровождении центурионов сразу же направился к находившемуся во дворце трибуну.

– Император повелел немедля умертвить Мессалину, – безапелляционно заявил он.

Распутница ждала решения своей участи в садах Лукулла. По злой насмешке судьбы, Валерия пришла умирать именно сюда, где из-за ее каприза закончил свои дни их прежний владелец. Раскинув руки, Мессалина лежала на траве под великолепными деревьями, которые так берег Азиатик, и безутешно рыдала. Осознание неизбежного краха наполняло ее душу мертвенным ужасом. Матрона Лепида, почувствовав, что близок конец, пришла к дочери, чтобы вместе с ней разделить ее горе. Гладя Валерию по вздрагивающей спине, она глухо говорила:

– Твоя жизнь кончена, девочка моя, и все, что тебе остается, – это сделать смерть свою достойной. Сойди без страха к Гекате, и Великая Темная Мать примет тебя, как любимую дочь.

В руке Лепида держала трехгранный ритуальный кинжал, который приготовила для Валерии. Но в душе Мессалина все еще надеялась, что не все потеряно и Клавдий, как всегда, простит ее, поэтому убивать себя не торопилась. Если бы ей только удалось остаться с ним наедине! Вместо того чтобы закончить этот позорный фарс, Валерия вдруг принялась ругаться и жаловаться:

– Боги свидетели, ты мне не мать! Ты ехидна! Зачем принесла кинжал? Какая мать желает смерти дочери?

– Но ты сама виновата, – оборвала ее Лепида. – Нужно было не забываться. То, что ты сделала, не может остаться безнаказанным.

– Все неправда! Все врут про меня! Хотят оклеветать перед Клавдием! Но боги вступятся за невиновную, и на головы клеветников, оговоривших чистую и безвинную, падут все кары небесные!

Матрона Лепида с тоской наблюдала, как беззастенчивая ложь легко срывается с губ Валерии, и понимала, что в душе дочери, развращенной безнаказанностью, не осталось ничего благородного и ждать от нее решительного поступка бесполезно. Замолкнув на полуфразе, Мессалина тревожно прислушивалась к посторонним звукам, доносящимся со стороны ворот, в надежде услышать голос мужа. Но вместо дребезжащего фальцета Клавдия до нее донесся раскатистый бас Нарцисса, допрашивающего испуганных рабов.

– Где Мессалина? – гремело за деревьями. – Куда укрылась эта развратница?

Домиция Лепида обняла дочь за плечи, точно хотела закрыть собой, а из-за пышных розовых кустов к ним уже шагнул императорский вольноотпущенник. В лучах заходящего солнца тога его слепила белизной, на голом черепе плясали блики, грубые черты лица, будто высеченные из куска красного гранита, были суровы.

– Ты блудница из блудниц, Валерия Мессалина, – грозно проговорил он, словно зачитывая приговор, – и позор твой кидает тень на Божественного Клавдия! Именем императора ты, низкая, приговариваешься к смерти!

Понимая, что теперь-то уж ей точно не избежать наказания, Мессалина вырвалась из материнских объятий, схватила кинжал и приставила его холодное жало к горлу. Но рука ее дрожала, так и не решившись нанести удар. Тогда трибун, молча стоявший в стороне, пронзил тело императрицы острием меча. Домиция Лепида отвернулась и закрыла глаза. Двадцать три года и вся жизнь! Ее, конечно же, ошибка. Если бы сразу отдала новорожденной наследство Гекаты, все могло бы сложиться совсем по-другому.

Но у матроны Лепиды оставался маленький Нерон. Теперь, когда отношения с Великой Темной Матерью больше походили на вражду, патрицианка просила у Юпитера, чтобы всемогущий сделал императором ее племянника, ибо от власти патрицианка отказываться не собиралась. И, по большому счету, Домиции Лепиде было все равно, кто принесет ей эту власть.

А в это самое время наследство Гекаты – золотая булла в виде крылатой химеры и лунный гребень – удалялось от Рима все дальше и дальше, чтобы вернуться в Иудею и там упокоиться в патриархальной семье Исаака Леви.

Москва, 199… год

Смерть Эльки перечеркнула мою жизнь. Могла ли я подумать, что буду хоронить свою девочку? Даже в самом страшном сне я не переживала ничего ужаснее. Элька мертва! Стоя под черным январским небом, я проклинала себя и его, Ника Цацкеля. Я не должна была допустить! Я обязана была предвидеть! Я думала, он лишь досадная помеха, дурачок, блаженный, и недооценила той разрушительной силы, с которой рвался спасать человечество экстрасенс.

Все пошло не так в тот момент, когда я в первый раз заметила Николая Ароновича. Я сразу поняла, что борец за счастье людей меня в чем-то подозревает. Как подозревает всех и каждого. И, отправляясь после звонка Геннадия Кульбицкого в музей за гребнем, я про себя умоляюще шептала: «Только бы бывшего сотрудника там не было! Только бы не было!» Но этот изворотливый тип, хитрый и расчетливый, и лишь прикидывающийся умалишенным, специально не показывался в музейных залах до тех пор, пока я не зашла в кабинет директора. Ведь параноидальный бред его – не такой уж и бред. Хранители действительно существуют. И я последняя. Теперь уже последняя.

Мне было двадцать пять, когда однажды бабушка присела на край моей кровати и спросила, умею ли я хранить секреты. К тому моменту я немало пережила, сбежав с малышкой Элькой из чеченского села, куда нас в качестве рабынь продал муж-картежник, задолжавший приличную сумму своим партнерам по игре, и думала, что знаю о жизни все. Чудом спасенная крохотная Элька посапывала в своей кроватке, мама с Романом что-то обсуждали на кухне, и я утвердительно кивнула.

И вот тогда я узнала, что много столетий тому назад наш предок по имени Исаак Леви был избран для хранения артефактов. Потомки его, как могли, продолжали оберегать доверенные Исааку сокровища. Но время от времени мужчины нашей семьи давали слабину, влюбляясь в новоявленных Лилит, и передавали им и гребень, и химеру. И вот тогда дочери Гекаты обретали силу и власть. Лу Саломе, Мария Тарновская, Мата Хари – всех и не упомнишь. Но мы, женщины-Евы, всегда противостояли женщинам-Лилит, исправляя за нашими мужчинами последствия их страсти к роковым красавицам и возвращая артефакты в семью.