Исчезнувший мир - Том Светерлич

Призрак.

Она была в точности такой, какой я помнила ее по последней встрече. Шестнадцатилетней. Она ненавидела Мадонну, но одевалась в ее стиле. Вот и теперь была одета так же, в точности как в ту ночь, когда умерла. В черных волосах струилась розовая лента. Лавандовая мини-юбка так зло задралась в вечер убийства, и голые бедра белели между двумя синими мусорными баками. На ногах – кеды «конверс» без носков, она никогда не носила носки.

– Кортни.

Она выдохнула дым изо рта и ноздрей. Как тогда, на водительском сиденье машины, она выдыхала дым в открытое окно, пока я пошла обратно в «Пиццу-хат». А сейчас Кортни сидела в номере отеля с оранжевыми обоями на стенах, на покрывале цвета ржавчины. Она затянулась сигаретой. Ее прекрасные глаза выглядели глубокими колодцами, в которых отражалось лунное сияние. Чудо или, скорее, злая шутка. Я просто поплыла, все во мне хотело отсюда сбежать.

«Ты не чувствуешь запаха дыма», – произнес циничный внутренний голос. Что-то не так. Техносфера…

Что было бы, если бы Кортни не погибла? Мы могли бы разойтись в разные стороны, но Канонсберг слишком для этого мал. Я подумала о маме, представила, как мы взрослеем, становясь похожими на нее, девушками из Канонсберга. Но я никогда не узнаю, как могла бы сложиться наша жизнь. У меня украли шанс это узнать, потому что Кортни открыла дверь машины попрошайке и полезла в кошелек.

– У тебя потрясающая нога, – сказала Кортни.

Голос звучал по-другому, с иными интонациями. Почти превосходный симулятор, не считая голоса – Корни всегда разговаривала почти равнодушно. А эта Кортни была задорней, и разница бросалась в глаза.

– Кто ты? – спросила я, вытирая слезы. – С кем я говорю? – сказала я запинаясь, как составляла бы вопрос на доске во время спиритического сеанса.

– Это же модель 3C100? – спросила Кортни. – «Отто Бок». Впервые представлена на мировом ортопедическом конгрессе в Нюрнберге в 1997 году, верно? Протез был доступен до 1999 года, но, видимо, у тебя есть особые источники. Преимущества работы на правительство. Ты ведь из 1999 года, правильно?

«Ты ведь из 1999 года, правильно?» Кортни, если можно ее так назвать, эта Кортни знала про путешествия во времени.

– У меня прототип, – объяснила я. – Я участвую в тестировании.

– Литий-ионный аккумулятор, так что ты, вероятно, не должна мочить ногу, – сказала Кортни. – Ты же не принимала душ вместе с ней, да?

– Да, – ответила я, гадая, что все это значит. Это Техносфера, я не сомневалась, – такая же иллюзия, как и иллюзия места преступления. Но была ли она марионеткой? Кто стоит за этой иллюзией? – Мне не стоило брать протез в ванную. Из-за пара.

– Тебе приходится заряжать аккумулятор? И часто?

– Раз в день, иногда чаще. Я так понимаю, ты в курсе, что мы в НеБыТи. И вроде не расстроена, что ничего этого не существует, реальна только я.

Кортни затянулась сигаретой.

– Подойди ближе, пожалуйста, дай посмотреть, – попросила она.

Такие модуляции голоса никогда не были характерны для Кортни. Я подошла ближе и встала рядом. Она по-прежнему сидела, голова на уровне моей талии. Я приподняла ночнушку и показала протез целиком, до самого бедра. Кортни сунула сигарету в рот и наклонилась поближе, чтобы рассмотреть. Я чувствовала запахи своего шампуня, мокрой кожи, влажной ткани ночной рубашки, но по-прежнему не чуяла ее сигарету, хотя дым обволакивал меня и поднимался к потолку. Я вдыхала его, но не чувствовала запаха.

– Отлично, – сказала она, прикасаясь к той части, где должна была находиться моя икра. – Гидравлические сенсоры в колене. Согни, пожалуйста.

Я подняла ногу, и микропроцессоры в колене отозвались, колено согнулось. Кортни дотронулась до него там, где углепластиковая манжета смыкалась с кожей бедра.

– Ты из Техносферы, – сказала я. – Я не чувствую запах твоей сигареты.

Я дотронулась до волос Кортни, точнее, до того, что изображало ее волосы, и тысячи нанороботов заплясали под моими пальцами, создав впечатление, будто я касаюсь женских волос.

– Я одолжила Техносферу из твоего номера, чтобы мы могли поговорить, – объяснила Кортни. – Надеюсь, ты не возражаешь.

– Нет, не возражаю.

Я в номере одна. Кто на меня смотрит? Я опустила ночную рубашку.

– Почему в виде Кортни? – спросила я.

– Бестелесный голос создал бы впечатление, что ты говоришь с голосами в своей голове, – ответила Кортни, постучав по лбу. – Мне пришлось бы втолковывать тебе, что это не так, что я реальна. Ну так вот… Твое настоящее имя Шэннон Мосс, но путешествуешь ты под именем Кортни Джимм, так что нетрудно догадаться, что у тебя на душе. Ее образ обнаружился среди фотографий места преступления и вскрытия Кортни Джимм. Все они доступны для любого желающего. Если тебе не нравится говорить с Кортни как с живой, то как тебе это?

Кортни откинулась на спину. Она изменилась, превратившись из живой девушки в труп, руки раскинуты, юбка задралась до талии, а ноги белее белого. Ее шея была перерезана, еще чуть-чуть, и голова оторвется, а глаза мертвы, и повсюду бурая кровь.

– Ты же меня такой представляешь, да? – спросила она с гортанным клокотанием и хрипом.

Я пыталась не отвернуться.

– Хватит. Кто ты?

– В каком-то смысле я человек, – сказала Кортни, снова садясь, и алая кровь хлынула из разверстой раны на шее и потекла по груди. – Разреши представиться. Я доктор Питер Дрисколл, то бишь его симулятор. Вообще-то я третий симулятор Питера Дрисколла, но боюсь, что и последний.

– Питер Дрисколл, – повторила я, гадая, с кем на самом деле разговариваю. Покойник. – То есть ты тот самый человек, который встречался с Карлой Дерр в кафетерии «Тайсонса» в день ее убийства?

– Да, точнее, тот человек был настоящим доктором Дрисколлом. Как я сказал, я третий симулятор Питера Дрисколла, – сказала иллюзия, и через секунду это была уже не Кортни, а угловатый мужчина с темными блестящими глазами и седым пушком на голове. – Карла Дерр? – сказал он, прищурившись при воспоминаниях. – Ты поэтому мной интересуешься? Ты сказала, что мы в НеБыТи. И из какого года ты прилетела?

– Из 1997-го.

– Протез, Карла Дерр. Наверное, март 1997-го, может, апрель?

– Март.

– Значит, март того года. Обрати внимание, птичка, когда полетишь обратно, в мае компьютер победит Каспарова. Вот это день! Компьютер победил гроссмейстера в загадочной игре в шахматы, навеки сделав шахматы малозначительной забавой.

Дрисколл снова изменился, превратившись из седого ученого в мужчину средних лет с серьезными глазами, в синем костюме без галстука и с расстегнутым воротничком рубашки.

– В честь компьютера Deep Blue я немного побуду Каспаровым, – сказала иллюзия более низким голосом. – Не хочешь ли сыграть со мной в шахматы, Шэннон? Я буду Каспаровым, а ты компьютером, так я смогу спасти человечество от поражения. Ты ведь именно этого пытаешься добиться? Ты не умеешь играть в шахматы, да?