Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

залитое слезами лицо и увидела Марину, жену Николая.

– Я тебе сковородку для блинов принесла, чего случилось-то? С детьми, не дай бог?

Настя замотала головой. Марина решительно сунула на стол узел со сковородкой, села рядом с Настей и обняла за плечи.

– Ну, и чего ревёшь-то?

Настя, уже не плача, а всхлипывая, путаясь в русских и английских словах, стала рассказывать. Наконец Марина поняла.

– Так это ты Тюхина испугалась? Ну и зря. Он только ревёт медведем, а так-то тюха и есть. Плюнь и разотри. И не реви – молоко испортишь.

Она заставила Настю умыться, потом посмотрела на спящих детей, восхитилась коньком, сделанным Чолли.

– Вот когда у мужика руки правильным концом вставлены, так у него и любое дело ладно. Золотой мужик тебе, Настя, достался. А ты реветь. Давай блины печь. Не пекла раньше? – Настя замотала головой. – Не велика наука, справишься. А на Тюхина плюнь. Ему что директор скажет, то он и сделает.

– Да-а, – вздохнула Настя. – А если директор Чолли…

– А что директор? Он же всё видит. Чолли – мужик работящий, толковый, – Марина засмеялась. – Да если что, директор в два дня выгоняет, а то и быстрее. А вы здесь уже сколько? Ну? И отгул Чолли дали. А если б что, то не видать отгула. Пока в полную силу человек не заработает, то об отгулах и речи нет. Только рот раскрой, так и отправят гулять. За ворота. Давай, утрись и муку доставай.

Блины оказались просто очень тонкими лепёшками из жидкого теста. Настя даже развеселилась, что у неё получается.

– Ну вот, – кивнула Марина. – А то вздумала из-за Тюхина реветь, тюха он и всё тут. Приедет мужик, блинами его накормишь. Ты их в печке пока держи, вот так, сбоку, чтоб не остыли. А это сметана к блинам. Поняла?

– Ой, Марина! – ахнула Настя. – Как это?

– А просто, – откликнулась Марина. – Мы, когда сюда приехали, Николай на фронте был, так и мне все так же помогали. Ещё кто приедет, вы с Чолли помогать будете. Разве не так?

– Так, – кивнула Настя.

Чолли уже говорил ей об этом.

– Ну, тогда побегу я к своим. Кричат, небось, уже, – Марина погладила себя по груди.

Настя поняла и улыбнулась. Да, здесь почти в каждом доме были грудные. Она уже заметила это.

– А, Марина, почему так?

– Что почему? – Марина уже наматывала платок.

– Ну, у каждой маленький? Как Паша. Почему?

– А-а! – Марина звонко рассмеялась. – Да как в Победу мужики вернулись, так и пошло косяком. Дело-то нехитрое. Дети Победы, понимаешь?

Настя закивала и тоже засмеялась. Она уже совсем успокоилась.

В автобусе было тепло, шумно и благодушно. Кто хотел, тот выпил в городе и теперь сосредоточенно жевал чеснок или ещё какую-то пахучую гадость, отбивая спиртной дух. Директор учует – объяснили Чолли – так мало не будет. Лёгкой пташкой за ворота и всё выданное верни. Кто ездил за покупками, теперь обсуждал цены и женские претензии. Семейные ведь все. А семья – первое дело.

Чолли тоже был доволен поездкой. В Комитете к нему отнеслись очень хорошо. Участливо расспросили, как устроился, в чём нужда, сказали, чтоб если что возникнет, то чтоб обращался сразу к ним. Дали деньги, всё полностью, сколько и обещали. Даже удивительно, чтоб белые и так слово держали. Но предупредили, что если гулять начнёт, по-пустому тратить, ну, и сам понимаешь, то и отобрать могут. Не на пьянку и разгул, а для обустройства дают, жить по-человечески и детей растить. Он сам так думал и почти теми же словами. А денег много, большущая пачка, еле в сумку поместилась. Хорошо, куртка просторная, скрыла. Одну тысячную ему тут же разменяли на сотенные, а одну сотенную на десятки, их он засунул во внутренний карман. Это ему в лагере Мороз показал, а он уже рассказал Насте, и она ему такой пришила на старой куртке, а в новой уже есть готовый. Удобно. И как ни давал себе слово, что все деньги, до рубля, привезёт домой, а потратился. Не устоял. Как и остальные… быть в городе и гостинцев не привезти нельзя. Непорядок. Вон как автобус набит. Мешки да коробки, да сумки и под сиденьями, и в проходе, и на коленях. А это ещё так… а вот когда под праздник собираются, то как обратно, то аж на крышу багаж увязывают. И вот, сотню в карман положил, потом ещё одну добавил, а везёт… рубли с мелочью. Но Николаю он долг сразу отдал – тот за него утром за билет заплатил – угостил всех пивом, как положено. Прописка есть прописка, с ним и так по-божески обошлись: по кружке пива каждому поставил и две пачки сигарет в общий круг выложил. Так что и здесь у него всё в порядке. А накупил… И детям, и Насте, и себе, и – самое главное – в дом. Да и кто бы устоял? Небьющаяся посуда. Это с его сорванцами первое дело. Мишка в лагере два стакана на молоке разбить успел. Здесь уже то миску, то кружку со стола столкнёт. А это… И лёгкая, и не бьётся, и нарядная, совсем как… господская. Видел он как-то мельком. Вот и купил большую коробку, где всего по двенадцать, здесь говорят, дюжина. И уж заодно ложки, вилки, ножи тоже по дюжине. Ножи заново наточить надо будет, точильный брусок тоже купил. И сумку купил, и набрал всего. Для всех. В жизни столько не покупал.

За окном медленно синела снежная равнина. За спиной Чолли негромко протяжно пели. Сидящий рядом Николай спал, слегка похрапывая. Чолли удовлетворённо вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Он устал, и усталость была новой, незнакомой. Ведь не таскал, не грузил, а тело ломит.

Автобус подбросило на яме, оборвав песню.

– Ну, подъезжаем.

– Да, на фронт уходил, эта ямина была. Вернулся, а она на месте.

– Сказанул! Да я мальцом с отцом ещё в город ездил, так на ней каждый раз и…

– Эй, подъезжаем, мужики.

Николай зевнул и сел прямо.

– Ну как, Чолли, доволен?

– Во! – улыбнулся Чолли. – Завтра с утра?

– Нет, – вместо Николая ответил кто-то сзади. – В ночную завтра.

И сразу зашумели.

– Ты что, перепил? Смены путаешь?!

– Ночная с той недели.

– Сам ты… Завтра ночная…

Чолли посмотрел на Николая.

– Кому там в ночь охота? – спросил Николай. – С утра завтра.

– Ну да… чёрт, обсчитался.

– Вот дьявольщина, проспал бы…

– Бригадир разбудит, – хохотнули впереди.

– Ща спросим.

– Он не ездил.

– Вот и спросим.

– Всё, мужики, приехали!

– Там