Сновидения Ехо - Макс Фрай

Глаза у Меламори стали круглыми, как у буривуха, в которого она умеет превращаться, по крайней мере, иногда.

– Макс, ты что, стал сочинять стихи?

Таким дрожащим голосом обычно спрашивают у героев: «Ты что, сражался с ядовитым драконом и теперь собираешься умереть от его укуса еще до ужина?»

Я помотал головой.

– Нет, так далеко пока не зашло. Просто цитирую чужие. Извини. Даже не понимаю, как это вышло. Просто ты спросила, как у меня дела, и я сказал явно не то, что планировал. Вернее, оно само…

– Это на тебя так наводнение подействовало? – понимающе спросила Меламори.

– Скорее леди Сотофа. Я ее встретил на набережной, а потом камру с ней пил. В общем, все вместе. Но я уже вполне взял себя в руки. Стихов больше не будет.

– Это как раз жаль, – улыбнулась Меламори. – Хорошие стихи. Поэтому собственно я за тебя так испугалась. Призвание не выбирают, а быть поэтом – совсем не сахар. Родители дружили с покойным Айрой Кори – знаешь его? Нет? Неважно, просто поверь на слово, что он один из великих. Классик. На века. И я однажды случайно услышала, как сэр Айра сказал: «Писать – все равно что всаживать меч себе в сердце и мучиться не столько от боли, сколько от того, что не можешь вонзить его еще глубже – вот на что уходят все силы». Я тогда маленькая была, но на всю жизнь запомнила, что быть поэтом очень тяжело. И вдруг узнаю, что ты так влип! Но если стихи чужие, тогда все хорошо. А кто автор? Кто-нибудь совсем молодой-неизвестный? Или сэр Шурф, на полчаса оторвавшись от своих возлюбленных бланков с печатями, кого-нибудь древнего и забытого в своей библиотеке раскопал? Потому что я его точно не знаю.

– Конечно, не знаешь. Он из другого мира.

– Ну надо же, – вздохнула Меламори. – Миры разные, а люди, в сущности, такие одинаковые. Мне сейчас так близко то, что он написал! Как будто перед этим мы с ним вместе стояли, укрытые этой бескрайней водой и смотрели из нее на солнце. У меня так и не хватило слов, чтобы рассказать самой себе, что на самом деле со мной случилось. А у него хватило. И он написал.

– Думаю, поэзия примерно для этого и нужна, – сказал я. – Чтобы мы наконец-то смогли рассказать самим себе, что с нами происходит.

Умиротворенные, мы пошли в сторону – не то Управления Полного Порядка, не то Мохнатого Дома. Я не знал, куда мне сейчас нужно больше. И решил, что это, наверное, выяснится как-нибудь само.

– Если вы с Джуффином все-таки найдете человека, которому снятся такие удивительные сны про ветры, закаты и воду, почитай ему эти свои стихи, – вдруг сказала Меламори. – И скажи, что он сделал с нами примерно вот это. Пусть знает. На его месте я бы хотела знать.

Я остановился прежде, чем понял, о чем собственно речь. Как громом пораженный – так в подобных случаях говорят. Хотя что тот гром в сравнении с молниями, которые иногда сверкают во тьме человеческой головы. Их обычно называют идеями, но потрясения от встречи с некоторыми из них это определение не передает.

– Ты чего? – встревоженно спросила Меламори. – Не хочешь читать ему стихи – не читай. Я не настаиваю.

– Нет уж, обязательно почитаю, – сказал я. – И чем скорее, тем лучше. Ты гений, знай об этом, пожалуйста. Я потом объясню, ладно? А сейчас побегу. Если получится, покорми Базилио этим вашим мистическим кремовым тортом, воняющим селедкой и стремительно исчезающим в никуда.

– Ладно, – пообещала она. – Хотя нынче с утра торт у меня исчезал уже не очень стремительно. Почти целую минуту продержался, Базилио большой кусок склевал. Но добавка ему не повредит. А мне – лишняя тренировка.

Я улыбнулся, помахал ей рукой и шагнул прямо в кабинет Джуффина, страшно довольный тем, что мне удался столь эффектный уход. Темный Путь – это не только удобно, но и чертовски красиво. Сообразил бы раньше, какие возможности он открывает человеку, который обожает выпендриваться, давным-давно научился бы.

Однако никакой иной пользы от моей поспешности не было. В кабинете сидел только Куруш, да и тот спал так крепко, что не обратил на мое красивое появление никакого внимания.

Тогда я послал Джуффину зов, но и тут не имел успеха. Причин для беспокойства, ясное дело, никаких – то ли на Темную Сторону по какой-то надобности отправился, то ли в другой Мир, то ли в Холоми по делам, то ли просто в карты играть засел и не хочет отвлекаться. Но как же не вовремя! Меня натурально на части разрывала идея, которую следовало немедленно обсудить. И тут же начать воплощать.

Затормозить мне в этот момент было примерно так же просто, как паровозу, несущемуся вниз с обледенелой горы. Хотя ни паровозов, ни даже ледяных гор в Ехо отродясь не было. Но когда это меня останавливало.

– Дело хозяйское, – сказал я опустевшему Джуффинову креслу. – Значит, будет тебе сюрприз.

И послал зов сэру Шурфу в надежде, что хотя бы он пока никуда не подевался из этого Мира. В конце концов, сам жаловался, что сидит в Иафахе как на каторге. И как минимум одна прогулка у него сегодня уже была.

«Будешь смеяться, – сказал я, – но ты мне снова нужен. И снова по делу».

«Если по неотложному, то ты пропал, – хладнокровно заметил Шурф. – Потому что вот именно сейчас у меня сидит личный церемониймейстер Его Величества. Этому доброму человеку кажется, будто я слишком хорошо живу. И чтобы исправить положение, он принес мне в подарок целых сорок восемь поправок к Кодексу Хрембера, касающихся применения магии в придворных ритуалах. Семнадцать мы уже подробно обсудили, можешь меня поздравить. Но раньше чем через два часа я из его лап не вырвусь. Столько твое дело терпит?»

«Дело-то терпит, – признался я. – В отличие от меня самого. Ладно, только один вопрос, чтобы я успокоился и не бегал по городу в поисках другого помощника. Ты умеешь писать на небе?»

«Умею», – коротко сказал он. И исчез из моего сознания, оставив меня погибать.

Погибать я пошел домой – в надежде, что застану там Меламори. Но поскольку снова воспользовался Темным Путем, изрядно ее опередил. Зато в гостиной присутствовал мой зверинец – весь, в полном составе. Базилио сидел на ковре, скрестив свои обескураживающе человеческие ноги, Армстронг и Элла блаженно дремали, прижавшись к его чешуйчатым бокам, а Дримарондо расхаживал взад и вперед с чрезвычайно недовольным видом. На мое появление обратил внимание только Друппи, бросился мне навстречу, восторженно мотая ушами, остальным было не до меня.

– Ну еще немного подумай, – говорил Базилио. – Это же очень простая задача!

– Я гуманитарий, – надменно ответствовал Дримарондо. – Мой ум создан для решения задач иного рода, и мне не следует без особых причин совершать над ним насилие. Вот когда ты будешь способен провести семантический анализ сочинений Тессара Лохрийского, я, так и быть, соглашусь вернуться к твоим пустяковым проблемам.

– Эту формулировку надо запомнить, – сказал я. – Теперь я знаю, как отвечать злодеям, которые то и дело пытаются принудить меня к тяжелой умственной работе: мой ум создан для решения задач иного рода, и точка.