Пирамиды астрала - Виктор Кувшинов

Как ни странно, но наиболее трудным оказалось уяснить, что же такое астрал. Первым его атрибутом или, вернее, отсутствием такового является отсутствие материи и соответственно пространства, по крайней мере, в нашем понимании этого слова. Поэтому любые перемещения и контакты в астрале или наши прыжки на изнанке реала через астрал были мгновенными и не зависящими от расстояния.

Сам астрал — это какая-то матрица информационного поля, на которой формируются астральные объекты в виде той же организованной информации. Хотя какая может быть матрица и поле там, где нет пространства, лучше было не думать. Получалось, наши души, все объекты и сущности астрала являются мыслями, но мыслями, активно воздействующими друг на друга, живущими и развивающимися по своим законам. Поскольку объекты астрала (типа астральных якорей, пирамид или еще чего) нельзя найти топографическим путем из-за отсутствия пространства, то единственный путь к ним лежал через узнавание и мысленное вызывание.

Не имея собственного пространства, астрал тем не менее гораздо больше реала, так как он пронизывает весь реальный мир, уходит в свое астральное пространство (или измерение, или отсутствие такового, или… — как уже отмечалось, тут без бутылки не разберешься) и поднимается (или проваливается) на более высокие (или глубокие) уровни, где постепенно исчезает время.

Единственным известным нам местом соприкосновения астрала и реала оказалась плотная оболочка души, которая способна на контакт с мозгом и всем организмом с одной стороны и с самой душой — с другой. Плотная оболочка имеет сильную тягу к живой материи, так как она по своей функции обеспечивает информационное насыщение организма, а также, по всей вероятности, защищает и питает саму душу. Эта плотная оболочка не пускает душу после смерти в астрал, а пытается угнездиться в любой новой жизни — реинкарнировать. Сама же душа человека стремится освободиться от уз реала и уйти в астрал, то есть освободиться от материи и пространства, которые сковывают ее возможности.

— По крайней мере, мы теперь немного знаем, как себя вести в астрале и чего там бояться или, вернее, не бояться, чтобы не приглашать себе всяких неприятных гостей, — подвел итог моим нравоучениям Федька и, подняв бокал с вином, провозгласил тост: — За безопасную дорогу на небеса!

Назавтра, пока Федя трудился на благо родины и физики, Слава стоял на изнанке моей спальни и, смотря, как я прыгаю в астрал, пытался повторить мои кульбиты. На него самого было грустно смотреть. На меня, наверное, тоже. Я, что называется, запарился и умаялся, пытаясь внушить парню астральные образы или тащить его за собой. Что-то никак не давало мне переправить его через порог. То ли у меня силы не было, то ли убедительности, когда я Славе транслировал картинки астрала, но я уже в который раз оказывался в астрале один и возвращался назад в комнату. Мы стояли опустив руки и думали. Наконец я решился:

— Слав, я пойду за помощью. Спрошу Санту. Только боюсь, ему придется долго объяснять, чтобы он согласился. Если я с ним через полчаса не появлюсь, то выходи в реал, а я с ним на утро договорюсь, чтобы вас с Федькой сразу двоих вытащить.

— Давай. Кажется, иначе ничего не получится.

— Тогда пока! — И я сосредоточился прямо на стену Рождественской пирамиды…

Глядя на колышущийся в темноте занавес, я сообразил переодеться потеплее, прежде чем прыгать в него. Потом попробовал еще один трюк: сразу представил себе Клуб Дедов Морозов, каким его видел во время своего первого визита, и нырнул в занавес. Трюк сработал, и даже слишком… Я кубарем прокатился по утоптанному снегу и воткнулся в чью-то мохнатую ногу.

— Хро! Экий ты увалень! — ворчливо хрокнул на меня сверху знакомый голос.

Подняв голову, я увидел большой темный глаз под густой опушкой ресниц, которому позавидовала бы любая красавица.

— Ну и где тебя правилам приличия учили?

— Извини, Рудольф! — обрадовался я старому знакомому. — В том-то и дело, что нигде.

— Оно и видно, — продолжал ворчать олень, стоя в большой упряжке Санты. — Ты хоть сообразил бы, балда, что неприлично вот так вот вваливаться без предупреждения прямо на крыльцо. Здесь же всякого народу может собраться, а ты бы этак с разгону в них и впилился. Выбери себе место поукромней и вываливайся туда сколько хочешь, хоть по сто раз на дню. Тоже мне каскадер хренов выискался!

— Как я рад тебя видеть! — не стал я оправдываться, а просто заявил о своей симпатии оленю.

Он замолчал, немного опешив от таких детских проявлений любви, высказываемых вполне взрослым дяденькой. Потом опять хрокнул и сказал:

— С этого и надо было начинать. Ты вообще-то ко мне или к Санте? Или еще по каким делам?

— Мне помощь нужна. В принципе я полный болван в астрале, так что хоть твоя помощь, хоть Санты, хоть Мороза мне пригодится.

— Ну, если болван, говоришь, тогда к Санте. Он всем болванам помогает. И потом, сам понимаешь: умных к умным, а тебя к Морозам… — наигранно презрительно фыркнул Рудольф. — Мы этого бездельника только что привезли. Так что забирай его, покуда он своего рождественского глега не накушался вдрабадан, а мы здесь подождем. Вам куда-нибудь ехать надо будет?

— Наверное. Мне с ним тет-а-тет поговорить надо, а здесь народу обычно многовато. — С этими словами заправского завсегдатая я зашел на крыльцо и постучал в дверь.

— Чего стучишь? — раздалось ворчанье сзади. — Все равно никто не откроет. Они там небось опять глотки дерут до посинения, кто лучше да умнее. Обалдуи старые! Заходи, короче, сам.

Пришлось нахально зайти в дом. Толкнув дверь, я ввалился в жарко натопленное помещение. За столом шла привычная глазу баталия. Морозов сейчас прибавилось. Штук пять старичков выясняли, какое рождественское дерево самое правильное.

— А чем пальма вам не дерево? — громко орал, наверное, какой-нибудь филиппинский Дед Мороз, судя по узким глазам, плоскому лицу и чахленькой бороденке. — Если у людей отродясь других деревьев под рукой не было, что им еще украшать? К тому же пальма довольно красивая — не чета вашей елке!

— А ты вообще молчи, пока тебя буддисты не прогнали! — пытался заткнуть ему рот мой земляк, «настоящий» Дед Мороз, тряся в возмущении своей грандиозной бородищей. — Тоже мне выискался законодатель мод! Бороду сначала отрасти. Стыдобища!

Мой спаситель, Санта, сидел чуть в стороне и не участвовал в споре, поскольку его рот был занят гораздо более важным делом — припал к внушительной кружке горячего напитка, судя по запаху, и горячительного тоже. Оторвавшись наконец от этого занятия, он заметил меня и восторженно заорал:

— Кого я вижу? Женя! Какими судьбами? — затем подошел и протянул сразу обе руки, загребая меня в охапку. — Заходи, гостем будешь! Тебе чего налить?

Я, обрадованный таким душевным приемом, сразу решил брать быка за рога.

— Здравствуйте всем! — приветственно махнул Дедам Морозам и пожал руку Санты. — У меня серьезная просьба к тебе. Нам нужно по душам поговорить, и я приглашаю тебя в свой якорь.