У мужчин свои секреты - Кей Хупер

Эдам некоторое время смотрел на нее, потом с еегогуб сорвалось:

— Я не Томас Шеридан, Рэчел!

— Я знаю.

— Знаешь? А мне кажется, что тебе нужны доказательства!

Рэчел уже открыла рот, чтобы спросить, соображает ли он, что он несет, но прежде, чем она успела сказать хоть слово, Эдам сделал нечто такое, что совершенно парализовало ее и лишило дара речи. Рэчел неожиданно почувствовала, как губы Эдама прижались к ее губам. Он касался ее осторожно, легко, и в то же время его поцелуй был горячим и страстным.

И совершенно незнакомым!.. Том никогда не целовал ее так.

Поцелуи Эдама были легки, как касания крыла бабочки, и, загипнотизированная ими, Рэчел закрыла глаза. По всему ее телу разливался медленный жар — словно где-то внутри нее открылись какие-то шлюзы, о которых она даже не подозревала. Руки и ноги Рэчел отяжелели, налились сладкой истомой, и очень скоро она почувствовала, как ее оледеневшее сердце отогревается в волнах этой ласки. Внезапная дрожь пробежала по ее телу, и она с удивлением подумала о том, что ничего подобного не испытывала уже давно.

Эдам тоже почувствовал ее трепет.

В следующее мгновение он обнял ее за плечи и привлек к себе, однако его поцелуи оставались такими же легкими и осторожными. Он ласкал ее губы своими губами, и это было так томительно-приятно, что Рэчел, невольно застонав от наслаждения, обняла его за шею. Эдам прижал ее крепче, и его рот слегка приоткрылся навстречу ее поцелую.

Это ответное движение бесконечно потрясло Рэчел. В последний раз она испытывала физическое желание очень давно, и это было торопливое, лихорадочно-стыдливое желание вчерашней школьницы, отдающейся человеку, которому она бесконечно доверяла и которого знала чуть ли не всю свою жизнь. С Томом ей было прежде всего безопасно, и Рэчел не чувствовала ни неуверенности, ни страха и не боялась возможного разочарования. Она была уверена в нем больше, чем в самой себе.

Последовавшие за этим годы, наполненные горем, болью и глухой тоской, заставили Рэчел уверовать, что любовь не в состоянии дать ни покоя, ни уверенности в завтрашнем дне. Но сейчас она неожиданно осознала, как быстротечна жизнь, как скупа она на радости и как Щедра на самые разные неожиданности, и, возможно, именно это внезапное озарение приоткрыло в ней те таинственные двери, за которыми вот уже давно хранились под замком нерастраченные запасы ее страсти, нежности.

А возможно, все дело было в Эдаме. Единственное, что Рэчел знала наверняка, это что его поразительное сходство с Томом было здесь вершенно ни при чем.

Эдам целовал ее, и она отвечала ему потому, что сама хотела этого, потому, что ее сжигал тот же голод, что и его, — то же желание получать и давать, то же стремление обладать кем-то, кого она могла бы назвать любимым.

И когда он неожиданно отнял губы от ее рта, у Рэчел невольно вырвался стон разочарования.

— Рэчел… — Эдам прижался лбом к ее щеке, и она ощутила его теплое дыхание на своем лице. — Боже мой, Рэчел!..

— Почему ты перестал?.. — пробормотала она, касаясь его лица своими дрожащими пальцами.

Но Эдам только отодвинулся еще немного и взглянул на нее своими синими глазами, полными грусти.

— Я… должен. — Его голос был негромким и низким. — Я не хочу такой победы, Рэчел. Это не выход. Ни для кого.

Руки Рэчел сами собой опустились и бессильно повисли вдоль тела.

— Почему?

— Я считаю, что решение ты должна принять сама, и не под влиянием минутной слабости. Оно должно само созреть в тебе, понимаешь? Не буду отрицать: я хочу тебя, хочу уже давно, но я должен быть уверен, что ты тоже хочешь меня. Именно меня, а не… И ты тоже должна твердо знать, кто из нас тебе нужен больше. Иначе мы погубим все, и в первую очередь — друг друга, самих себя.

С этими словами Эдам выпустил ее из своих объятий и отступил.

— Мне нужно ехать, — сказал он.

Рэчел молча кивнула, и Эдам быстро вышел. Он не обернулся. Рэчел долго смотрела на захлопнувшуюся дверь. Но видела она нечто совсем другое…

Эдам давно уехал, а Рэчел все еще не могла прийти в себя. Тщетно пыталась она привести в порядок свои мысли.

Похоже, они объяснились друг другу в любви, но — если это действительно было объяснением — оно вышло каким-то странным. Это объяснение ничего не прояснило. Пожалуй, даже еще больше запутало.

Почувствовав, что она все еще слишком возбуждена, чтобы спокойно размышлять, Рэчел заперла ящики стола и вышла из кабинета. В холле она столкнулась с Дарби.

— Привет, я как раз тебя искала. Мне нужно с тобой поговорить. — Дарби говорила торопливо, да и вид у нее был озабоченный. — Я только что осматривала секретер красного дерева — ну, тот самый, который, как ты говорила, когда-то стоял наверху, в одной из гостевых спален. Я там кое-что нашла, и… Думаю, тебе необходимо на это взглянуть.

— Но мы ведь договорились, что все, что тебе попадется, ты должна просто складывать в коробки, чтобы я потом просмотрела все сразу и решила, что выбросить, а что оставить! — удивилась Рэчел.

— Я помню, — нетерпеливо кивнула Дарби. — Именно так я и поступала со всей той мелочью, которой в ящиках полным-полно. Но это принадлежит лично тебе. Во всяком случае, там твое имя.

И с этими словами она протянула Рэчел небольшой конверт из плотной бумаги.

— Должно быть, — заметила она, — он давно пролежал в ящике.

— Как минимум десять лет, — машинально ответила Рэчел, протягивая руку за конвертом, от которого она не в силах была отвести взгляд.

— Десять лет? Откуда ты знаешь?

— Потому что это почерк Тома.

Она действительно сразу узнала его руку. Почерк у Тома был стремительным, размашистым и не всегда разборчивым; он как будто отражал его характер — импульсивный, порывистый, бесшабашный.

— Почерк Тома? Томаса Шеридана? — Дарби нахмурилась. — Господи Иисусе, наверное, мне действительно следовало сунуть это письмо в одну из коробок вместе со старым хламом! Я не могла даже предположить, что… Извини, Рэчел.

— Ничего страшного. — Рэчел улыбнулась подруге, хотя на самом деле ей хотелось плакать. — Это письмо… оно напомнило мне игру, в которую мы часто играли. Том оставлял мне записки и подарки в самых неожиданных местах, а я должна была их искать. И я подозреваю, что так и не смогла найти их все. Том только смеялся, когда я упрашивала его сказать, куда он спрятал ту или иную вещь. «Потом найдешь», — говорил он, и действительно, на следующий день или даже через несколько дней я случайно натыкалась на его подарок. Том любил устраивать сюрпризы…

Голос ее предательски задрожал, и Дарби опустила глаза.

— Ты будешь читать это письмо? — спросила она после минутного колебания. — Хочешь, я побуду тобой, или лучше оставить тебя одну?