Голова путешественника. Минута на убийство - Николас Блейк
Шрифт:
Интервал:
– Роберт не заходил? Не могу его нигде найти, – сказала она.
– Позвольте, я только закончу читать, – ответил Найджел и вернулся к письму.
Мне противна мысль о суде. Поэтому, если Лайонел все-таки появится сегодня вечером и обстоятельства позволят мне, я постараюсь незаметно уйти. Хочу умереть там, где похоронено мое сердце. Маленькая Ванесса очень привязана к вам; возможно, вы сумеете помочь ей пережить это трудное время. Я не колеблюсь, обращаясь к вам с этой последней просьбой.
А теперь – помните эту цитату? – «час пробил… Я должен уйти. Пора расставаться с вами, ласточки, с колодцем, с тобою, сад, и с вами, розы. О мои дорогие!..» Ну что ж, я ухожу. Прощайте.
Роберт Ситон.
Быстро пробежав глазами последние слова, Найджел скомкал письмо и сунул его в карман. Выражение нерешительности мелькнуло на его лице и тут же пропало.
– Что вы сказали? Его нет в доме?
Джанет покачала головой.
– Нужно найти его. Вы понимаете, что…
– Нет! – с горячностью крикнула Джанет. – Неужели нельзя наконец оставить его в покое? – Она с такой необыкновенной для женщины силой вцепилась в руку Найджела, что он с трудом освободился и побежал по лестнице вниз.
Машина, на которой приехал Лайонел, все еще стояла во дворе, у дверей дома. Найджел остановился, не зная, как поступить, потом побежал через двор к гаражу. Двери гаража были распахнуты; машины Ситонов не было.
Когда он вернулся, Джанет стояла у входа в дом; лицо у нее было отрешенное, мертвое, как у лунатика.
– Вы его не остановите! – проговорила она словно во сне. – Вы его не остановите!
Найджел взял ее за плечи и хорошенько потряс.
– Скажите мне, где похоронена его первая жена? Ну говорите же!
– Из аптечки пропало снотворное. Вся упаковка. Что вы сказали?
– Я спросил, где похоронена его первая жена.
Ее лицо исказилось, словно в судороге, и тут же снова окаменело.
– Не скажу.
– В таком случае мне придется спросить у Ванессы, – бросил Найджел, усаживаясь в машину Лайонела.
– Нет! Нет, я поеду с вами. Подождите, только надену пальто.
Найджелу показалось, что прошла целая вечность, пока она вернулась со своей сумкой.
– Это деревня в пяти милях за Редкотом, – объяснила она. – Там, у церковной ограды. Она там родилась. Грейт-Хэммерсли.
Они промчались по ночной дороге до Хинтон-Лейси, пересекли Темзу в двух милях выше по течению и, проехав через Редкот, запутались в кривых улочках пригорода.
– Не помню, – неуверенно проговорила Джанет. – Прошло столько времени…
Найджел остановился в ближайшей деревне и забарабанил в дверь первого же дома. Сонный недовольный голос объяснил, как проехать в Грейт-Хэммерсли.
В миле от деревни мотор зачихал, автомобиль дернулся и замер. Найджел пошарил в машине и нашел электрический фонарик, а в боковом кармашке на двери – карту. Бензобак был пуст.
– Слава тебе Господи! – с облегчением выдохнула Джанет.
– Придется мне пойти пешком. Вы можете подождать в машине, пока я вернусь с подмогой?
– Нет, я пойду с вами.
Они поспешили дальше, благо луна освещала им путь бледно-голубым светом. Дорога, казалось, состояла из одних развилок и дорожных знаков. Идти оставалось еще целых четыре мили. У Найджела был выбор: можно было сделать крюк в две мили, зайти в другую деревушку и попытаться достать там машину или галлон бензина – или продолжить путь до Грейт-Хэммерсли. Но кто знает, найдется ли там машина и бензин? Найджел выбрал второй вариант.
Первое время Джанет шла с ним рядом, не отставая ни на шаг, как мужчина. Через некоторое время, когда начало сказываться нервное напряжение, шаги ее замедлились. Найджел на минутку остановился, чтобы сориентироваться по карте.
– Я вас умоляю! – хрипло прошептала Джанет. – Ну почему вы не хотите дать ему спокойно умереть?
Больше она не произнесла ни слова, пока они не достигли первых домов Грейт-Хэммерсли и не увидели приземистую церковную колокольню, сонно белевшую в бледном лунном свете.
Тогда Джанет проговорила:
– Его ведь может здесь и не быть. Вы уверены, что он имел в виду именно это?
– Мы это скоро узнаем.
– Я не вижу его автомобиля…
– Он не стал бы заезжать в деревню.
Они говорили шепотом, словно при покойнике. Душистая высокая трава церковного кладбища шелестела под их быстрыми шагами, словно вторя их шепоту, и, словно случайные слезинки, разбрасывала на их пути алмазики росы.
«Нужно было позвонить врачу и попросить его встретиться с нами здесь, – подумал Найджел. – Вечно я все делаю не так. Хотя, возможно, оно и к лучшему».
И тут луч его фонарика упал на фигуру Роберта. Поэт лежал лицом вниз на могильном холмике под старым тисом, протянув руки к камню в изголовье могилы, надпись на котором гласила, что здесь покоится Дейзи, возлюбленная жена Роберта Ситона. Найджел перевернул Роберта на спину. На лице поэта застыла чуть заметная улыбка, щеки были холодными от росы; тело еще не остыло, но сердце уже остановилось. Найджел поискал пульс, но сомнений не было.
– Он умер? – спросила Джанет с другого края могилы.
– Думаю, да. Но нам немедленно нужен врач. Пожалуйста, миссис Ситон, сходите в деревню и найдите телефон.
Вернувшись через несколько минут, она неловко опустилась на колени у края могилы и потрогала щеку мужа.
– Я тоже его любила. Честное слово, я любила его! – Она пробормотала эти слова невнятно, почти жалобно. Потом вдруг хрипло выдохнула: – У меня на руке кровь!
– Это всего лишь ягодка тиса. Вы, наверное, раздавили ее, когда вставали на колени, – сказал Найджел. – Но ваши руки действительно в крови.
– Мои руки… Что вы хотите этим сказать? Почему вы так смотрите на меня?
– Я уничтожил признание вашего мужа. Пока вы ходили за пальто. Вас так долго не было.
Джанет Ситон, все еще стоя на коленях, уставилась на него безумными глазами.
– Вы уничтожили его? Нет, вы с ума сошли! – В ее голосе клокотала бессильная ярость. – Я вам не верю!
– Я уничтожил его, потому что в нем все неправда, – невозмутимо ответил Найджел. – И вы это прекрасно знаете, потому что вы сами убили Освальда Ситона.
Конечно же, я не уничтожил письмо Роберта. Я до сих пор не знаю, что с ним делать. Одно дело проходиться плугом по мертвым костям и совсем другое – ворошить их на потеху зевак. Да еще такие благородные кости. И все же…
Мастерски написанное признание Роберта стало его последним и не самым плохим произведением, плодом творческой мысли, поэтического воображения. Но он вложил в него немного больше воображения, чем было нужно, и в письме есть места, совершенно нехарактерные для Роберта: например, несколько искусственный образ его Музы (дамы, которую он никогда раньше не называл по имени). Но самым надуманным мне кажется его описание собственных эмоций до и после «убийства». В этом анализе чувствуется яркий ум и впечатлительная натура человека, пытающегося вжиться в образ убийцы, вообразить, что это он убил Освальда Ситона. Во всех этих рассуждениях о «мучительной радости» и «брате, умиряющем у его ног» звучит фальшь. То же можно сказать и об эпизоде, когда Освальд сидит, поджав ноги, под фонарем и злобно насмехается над Робертом, – живописно, но совсем не убедительно. Нет, Роберт определенно перебрал в своем стремлении к правдоподобию.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!