Гладиатор - Филипп Ванденберг

В это же время проходили и процессы над христианами, каждый из которых заканчивался смертным приговором. Для обвинения достаточно было всего лишь одного свидетеля. Если он утверждал, что видел обвиняемого с факелом в руках или просто укрывающимся в каком-нибудь закоулке, приговор был предрешен. Поскольку христиане по большей части не являлись римскими гражданами, им была уготована смерть рабов, смерть на кресте. Изо дня в день их распинали на Марсовом поле. Для римлян зрелище умирающих христиан стало новым видом развлечения.

Чтобы завоевать народную любовь, Нерон уступил требованиям римлян и перенес казни на вечерние часы. Распятых обмазывали смолой, а затем поджигали. После наступления темноты Марсово поле освещалось живыми факелами.

А для предстоящих игр император и его советники уже готовили невиданное зрелище.

Аррунтий Стелла, распорядитель императорских игр, посетил Вителлия по поручению Нерона. Гладиатор принял императорского посланца в атриуме своего дома и вежливо поинтересовался причиной визита.

– Император, – начал Аррунтий, – намерен во второй раз провести свои «Неронии». Они будут проходить в трех цирках по обе стороны Тибра и превзойдут все до сих пор устраивавшиеся игры. В эти тяжкие времена Рим нуждается в чем-то возбуждающем, таком, что на целые недели даст пищу для разговоров. Риму нужны хлеб и зрелища.

– Такое приглашение – честь для меня, – ответил Вителлий. – Расскажи, однако, в каком виде состязаний я буду выступать.

– Предполагается, что будет проведен музыкальный конкурс, в котором примет участие сам Нерон, состязания на колесницах и бои гладиаторов.

– Неплохая программа, – согласился Вителлий. – И какая же роль в ней отведена мне?

– Император придумал для тебя совершенно особый вид боя, нечто такое, чего никогда еще не было и что принесет тебе славу лучшего гладиатора века.

– Ты заставляешь меня сгорать от любопытства, – сказал Вителлий. – Уж не должен ли я буду выйти с мечом против дикого слона или какого-то неведомого хищника из азиатских степей? Кто будет моим противником?

– Император, – с многозначительным видом произнес Аррунтий, – поручил мне предложить тебе выступить в схватке против десяти одетых в львиные шкуры христиан. Ты будешь выступать в роли ретиария, вооруженного сетью и трезубцем, христиане же будут безоружны, но зато их будет десять. В качестве награды за победу ты получишь пять раз по сто тысяч сестерциев.

Вителлий помолчал, а затем, сделав глубокий вдох, покачал головой и проговорил:

– Я с восемнадцати лет выхожу на арену. Я провел полсотни схваток самого разного рода, но каждый раз исход боя не был предопределен. Победителем становился сильнейший. Неужели я могу воспринимать всерьез схватку, конец которой известен заранее?

– Но их будет десять против одного… – перебил гладиатора Аррунтий.

– Десять безоружных, ничему не обученных христиан против гладиатора, который всю свою жизнь только и делал, что сражался. Нет, Аррунтий, это нельзя назвать настоящим боем. Для тебя и для императора речь идет только о том, чтобы на глазах у множества зрителей убить десять беззащитных христиан. Я думаю, они даже не будут защищаться. Ты же сам видел на Марсовом поле, с какой готовностью они идут на смерть.

– Стало быть, ты отказываешься?

– Я сражаюсь с гладиаторами или дикими зверьми, но не с самоубийцами!

– Речь идет о полумиллионе сестерциев, – с жаром проговорил Аррунтий. – Еще раз обдумай все.

– Тут нечего обдумывать. Мое решение окончательно. Обратись к Спикулю, он состоит на императорской службе и выйдет на такой бой всего за тысячу сестерциев. Я же свободный человек и сражаюсь, когда сам захочу. Передай императору, что против христиан я сражаться не буду.

Аррунтий Стелла растерялся.

– Игры Нерона без величайшего гладиатора Рима – это все равно что храм без изображения божества! Ну как я сумею объяснить это императору?

– Быстрее, ленивые скоты! – подгонял рабов Вителлий.

Четыре носильщика, тяжело дыша, несли его паланкин по Аппиевой дороге в сторону Тибура. Только что гонец принес известие, что Мариамну свалила с ног сильная лихорадка. Уже стемнело, и на дорогу падал призрачный свет от горящих по обеим ее сторонам костров. Сотни трупов, завернутых в погребальные покрывала, скрючиваясь в жарком пламени, приподнимались, а затем снова валились друг на друга.

Рабы несли паланкин мимо плетущихся по дороге из Рима повозок, нагруженных трупами. В городе свирепствовала чума.

Перед гробницей Понтина Вителлий приказал остановиться. Выйдя из паланкина, он хотел было хорошенько отругать обоих рабов, державших спереди шесты носилок, когда один из них вдруг повалился на землю.

– О боги! – воскликнул Вителлий. – Неужели смерть подошла уже так близко? – Обернувшись к рабам, он добавил: – Позаботьтесь о нем. Дальше я пойду пешком. – И прикрыл лицо плащом.

Едва приблизившись к вилле Мариамны, Вителлий услышал голоса рабынь, обращавшихся к богам с молитвой.

– Мы очень обеспокоены, – сказала горничная Мариамны, жестом пригласив гостя следовать за собой.

В спальне госпожи она раздвинула занавес перед ложем и, прошептав: «Вителлий пришел», начала зажигать маленькие масляные лампы.

– Держись от меня подальше! – сказала Вителлию Мариамна, а когда он, несмотря на предупреждение, хотел взять ее за руку, отдернула ее. Как же изменилась Мариамна! Она улыбалась, но по губам ее периодически пробегала судорога. Глаза запали и утратили блеск. На лбу блестели капельки пота.

– Мариамна! – сказал Вителлий, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала жалость, способная еще больше расстроить больную. – Ты обязательно должна выздороветь. Ты слышишь меня?

Мариамна покачала головой.

– Вителлий, – сказала она, и гладиатор был потрясен, так слабо звучал ее голос. – Ты же знаешь, что это такое.

Она показала на пару темных бубонов, выступавших на шее, и Вителлия охватил ужас.

– Я знаю, где заразилась. В Остии, при разгрузке зерна с судов. Я, как всегда, присматривала за работами. Один из пришедших из Египта кораблей кишел крысами. Там, должно быть, это и случилось.

В комнату вошла Тертулла. Ее сопровождал мужчина в наводящем страх одеянии. На плечи его была наброшена красная мантия, а лицо скрывала желто-зеленая маска птицы с выступающим на добрых два фута острым клювом.

– Мама, это врач, – сказала Тертулла. Она плакала.

Осмотрев шею больной, врач кивнул. Учитывая маску, жест этот выглядел довольно жутко. Затем врач вышел из комнаты, движением головы пригласив Вителлия и Тертуллу следовать за собой. Сняв свою кошмарную маску, он проговорил:

– Чума, в этом нет никаких сомнений.

Тертулла закрыла лицо руками и всхлипнула. Вителлий молча положил руку ей на плечо. Взяв терракотовую пластинку величиной с ладонь, врач прижал ее к куску папируса, оставив на нем отпечаток своего рецепта.