Нефть - Марина Юденич

— Она, по-моему, родилась в России, то ли — вышла замуж русского.

— Какая разница, Стив, она занимала довольно высокий пост в BONY. Впрочем, ее судьбой теперь займутся те, кому положено. Мы, джентльмены, вернемся к судьбам тех, кто интересует нас.

— С удовольствием.

— С удовольствием, Стив?

— Именно так, мэм. Потому что ваши обвинительные вердикты подошли к концу. Что там осталось? Уголовное дело, возбуждено против Потанина шестнадцать лет назад из-за дорожного происшествия и закрыто, потому что в аварии был виноват не он? Некоторые налоговые претензии к господину Алекперову. Мэм, попросите кого-нибудь из налогового ведомства рассказать вам о погрешностях Haliburton. И? Конфликт московского мэра с «Микродином»? Вполне рабочая ситуация, в которой, кстати, активно участвует Caterpillar.

— Ах, вот как, Стиви?! Вы подобрали мне гениев, но старая мегера…

— Ни в коем случае, мэм. Мы подготовили срез — «лидеров мнений». Каждой из групп российского бизнеса.

— Вы забыли еще господ Березовского и Гусинского.

— Не забыли, но оба из папки «первого резерва» перемещены в другую.

— Какую же, Стив?

— О ней, если позволите, позже. К тому же в ближайшее время она вряд ли будет востребована.

— Но и вы забыли кое-что, а вернее — кое-кого из папки основного резерва.

— Господин Лемех. Все так же безупречен и мил.

— По крайней мере, провел в Думе то самое скандальное постановление о денонсировании Беловежского соглашения, которое привело к тому самому «сталинскому», как вы выразились, совещанию у Ельцина в шесть часов утра. А вот на этом совещании произошло нечто действительно выдающееся. Силовики в России впервые не смогли убедить президента принять решение о новом витке жесткого, возможно — вооруженного противостояния. Ситуация разрешилась вполне мирно и абсолютно демократическим путем.

— Благодаря господину Лемеху.

— Ему тоже.

— Но главная заслуга…

— Я знаю, знаю… — Мадлен расслаблено махнула рукой. — Я знаю, она сумела убедить отца. Я помню, что ты говорил о единственной альтернативе Коржакову. Но один эпизод не позволяет мне говорить о состоявшейся рокировке. Это слишком опасно, Стив.

— Я и не настаиваю. Давайте организуем череду таких эпизодов. И первый из них — я предлагаю предоставить возможность нашей леди решить еще одну, достаточно сложную проблему.

— А именно?

— Сформировать не один, а два предвыборных президентских штаба с равными полномочиями, и равными, разумеется, размерами финансирования.

— Такая практика где-то существует?

— Навскидку не знаю, но могу озадачить аппарат.

— Не надо, это не так уж важно. Что это дает?

— Многое. Первое — видимость примирения и готовности работать сообща. Второе — явное преимущество результативности нашего штаба, команда Дрезнера, можно сказать, уже несколько дней сидит на чемоданах. Надо ли говорить, что даже самый плохонький их парнишка обыграет в предвыборной гонке любого прапорщика из команды Коржакова.

— На твоем месте я бы не была так самоуверенна, Стив, утверждая, что в штабе Коржакова соберутся одни прапорщики.

— Это был всего лишь образ, мэм. Символ, не более. Но не станете же вы спорить, что ребята Дрезнера — профессионалы высокого класса.

— Которые настолько уверовали в свою непогрешимость, что просто нарисовали однажды десяток калек, которые просто прикладывают к нужным выборам, — неожиданно вмешался Дон.

— Ты просто злишься, что Дэниел однажды не взял тебя в команду.

— Это потому, что я не слишком туда стремился.

— Достаточно. Проблема «кальки» — безотносительно Дрезнера — существует. Ребята заигрываются чистой технологией и совершенно перестают обращать внимание на местный рельеф. У русских на этот счет есть прекрасная пословица: «Гладко вышло на бумаге, не забыли про овраги». Ладно, будем надеяться, что Дрезнер не наступит на эти грабли. А согласие Кремля?

— Получено.

— Отца или дочери?

— Дочери.

— Повторяю тебе, Стив, не спеши. Кто еще в курсе и согласен с тем, чтобы Дрезнер работал в штабе?

— Чубайс. Он, кстати, и возглавит штаб. Я убежден — Ельцин не станет возражать. Ему сейчас очень не хочется разводить дерущихся.

— А второй?

— Сосковец.

— Боже правый. Вот уж — воистину — политтехнолог. Мне, кстати, нужны будут списки обоих штабов. Второго — даже в большей степени. Что ж, господа, можем считать, что для нас предвыборная компания в России стартовала. Запускаются, между прочим, сразу два твоих сценария, Стив. Это, конечно, почетно и приятно, но я бы потеряла сон.

— Слава богу, я сплю хорошо, мэм, когда удается поспать. Но уж если мы заговорили о сценариях, хотелось бы напомнить еще об одном.

— Лемех?

— Да.

— Полагаешь, настоять на том, чтобы после выборов Ельцин рекомендовал его премьером, тем паче Дума — как ты говоришь, ему послушна.

— Ну, от слова «послушна», я бы воздержался. Он может — через своих ставленников — инициировать и провести некоторые решения, тем более такие популистские, как денонсация Беловежья. Но — премьерство? Еврейский банкир во главе российского правительства при почти коммунистической Думе — невозможно в принципе. Потом, я не думаю, что Ельцин сразу после выборов рискнет расстаться с Черномырдиным. Он удобен.

— Тогда что же?

— Я бы пока подержал его в резерве, причем самом ближнем, оперативном резерве. Тем более — впереди у него большая и самая главная битва.

— Да. Нефть. Как ты и планировал, начало 97-го. Решится многое. Но не все.

— Все и не может решиться, пока Ельцин в Кремле.

— Ну, если юная леди, которая тебя так очаровала, действительно так деятельна и энергична, возможно, ей удастся убедить его уйти в отставку, по крайней мере, после операции.

— Уйти? По-моему он не знает такого слова.

— Да. Это так.

— Но как бы там ни было, полагаю, папка «Преемники» уже появилась в твоем компьютере?

— Разумеется…

Но пока в ней только одна фамилия. Последнее Стив произнес, разумеется, про себя.

19 ИЮНЯ 1996 ГОДА. МОСКВА

— Первый — десятому.

— На приеме.

— Сорок четыре.

— Ноль — ноль.

Это отнюдь не было абракадаброй. Это была система закодированных фраз, посредством которой общалась между собой его охрана. Впрочем, это отнюдь не было его изобретением, так работали все спецслужбы — наиболее часто употребляемые фразы заменялись произвольно взятыми сочетаниями цифр, чтобы ввести в заблуждение возможного противника, прослушивающего радиоволну. В принципе сегодня это не имело абсолютно никакого смысла, поскольку бывшие сотрудники бывших спецслужб, как хорошо известные согражданам надоедливые весьма домашние насекомые, по теплым и чаще — темным щелям, расползлись по всевозможным частным охранным агентствам и охраняли теперь кого ни попадя, от сомнительных банкиров до совершенно определенных бандитов. Никто из них, как правило, не брал на себя труд слегка пофантазировать, посему цифровые обозначения стандартных ситуаций употреблялись всеми практически одни и те же, привнесенные из прошлой их охранной жизни. Но это был ритуал — и ему следовали. Кроме того, это было нечто, что как бы приобщало новых хозяев к касте подлинных небожителей — номенклатурных бонз прошлого, обладавших на деле такой державной властью, какая не снилась ныне ни обитателям Кремля, ни нуворишам, с полным на то основанием вписываемым в число самых богатых людей мира. Им было приятно, а телохранителям привычно — все оставались довольны. Он подумал об этом, краем уха слушая переговоры своей охраны, и усмехнулся. В переводе на нормальный язык таинственный монолог означал всего лишь: «выезжаем — понял», но звучал гораздо внушительнее. В тот же момент старший прикрепленный (и это тоже была терминология спецслужб, привнесенная ими в новую жизнь), широко распахнув переднюю дверцу лимузина, довольно громко поинтересовался: