Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина - Рул Стеркс

по службе, старик тут же постучит по плечу: «Клан следит за тобой — мы хотим тобой гордиться!» Ведь диплом будет не только вашим, он принадлежит семье, это своеобразный знак почета для тех, кто жил прежде вас. И потому вы налегаете на учебу, занимаясь днем и ночью. Ваш преподаватель, понятное дело, тревожится: «Это всего лишь диплом, правда же»

Иногда вы будто бы слышите прадедушку и чувствуете его рядом. Представляя прародителя в своей комнате, вы стараетесь порадовать его, оставляя подношения перед ритуальной табличкой с именем. Во время еды вы ставите на алтарный столик ложку риса или конджи[97]. Прадеду всегда достается лучший кусок жаркого: призраки ушедших не должны оставаться голодными. Предлагая духам подношения, говорил Конфуций, относитесь к этому со всей серьезностью и ведите себя так, будто они перед вами («Лунь юй», 3.12). Поэтому вы ублажаете прадедушку, даже если это заставляет немножко спаивать его дух пивом, крепкой настойкой или рисовым вином. Если делать все это, дух пребудет в спокойствии и не разгневается на вас. Это важно: ведь, случись подобное, вас никто не спасет. Вы поддерживаете себя упражнениями, следите за здоровьем и бережете тело, доставшееся от родителей. Однажды, когда придет ваш черед стать табличкой на алтаре, вы будете ожидать от своих детей, внуков и правнуков того же уважения и той же памяти, какие вы проявляли в отношении своего прадедушки. А если понадобится, то вы напомните живым об их долге — так, как умеют духи.

Предки

Конфуций никогда не ломал голову над животрепещущим вопросом о том, существуют ли духи, который издавна мучил богословов и философов, представлявших иные традиции. Для него добродетельная жизнь проходила в упорядоченном сообществе здесь и сейчас, а не по ту сторону гроба. «Учитель не говорил о чудесах, силе, беспорядках и духах» («Лунь юй», 7.20). Конфуций учит, что нужно не рассуждать о духах, а ладить с ними, не отвлекаясь на вопросы, на которые невозможно найти ответы. (Здесь Конфуций выступает в антитеологическом духе: logos и theos в его мировоззрении никак не совмещаются друг с другом.) Когда Цзы-лу, один из учеников, слишком одолевает его расспросами на эту тему, Учитель отвечает: «Не научившись служить людям, можно ли служить духам?» Начав спрашивать о смерти, Цзы-лу получает похожий ответ: «Не зная, что такое жизнь, можно ли знать смерть?» («Лунь юй», 11.11). Конфуций не видит необходимости в теоретических доказательствах существования духов. Но он признает, что людям на всякий случай стоит ублажать их, чтобы те держались подальше и не вредили («Лунь юй», 6.20). Этот так называемый гуманизм Конфуция приглянулся философам европейского Просвещения, в частности Вольтеру и Лейбницу: в Китае они увидели пример гражданского общества, функционирующего на основе сугубо этического суждения и не нуждающегося в божественном вмешательстве. Немецкий социолог Макс Вебер (1864–1920) был убежден, что «конфуцианец не желал быть "спасенным"… ни от зла или первородного греха (о котором ничего не знал), ни от чего-то иного, кроме одного — от постыдного варварства общественной грубости. И "грехом" он мог считать только нарушение основного социального обязательства — почтительности»[98].

Чего не понимали западные философы, так это того, что, невзирая на нарочитое игнорирование этой темы Конфуцием, Древний Китай был полон духов. В попытках понять, как устроен их мир, не все были столь лаконичны, как Конфуций. Мо-цзы, например, высказывался о призраках и духах гораздо более обстоятельно и четко. Согласно его интерпретации, духи умны, они приносят удачу или неудачу, поощряют тех, кто поступает правильно, и наказывают тех, кто ведет себя дурно. Отношение моистов к спиритуальному миру оставалось предельно прагматичным: жертвоприношения не влияют на волю Неба, но зато поведение духов вполне предсказуемо, и поэтому от них вы получите ровно столько, сколько им дадите. То есть, с их точки зрения, жертвоприношения работают по принципу «ты мне — я тебе». Поскольку Небо и духи не подвержены колебаниям настроения, они действуют в согласии с четко просчитываемой моралью. В трактате «Мо-цзы» целая глава посвящена вопросу о том, существуют ли духи и способны ли они, вопреки ожидаемому, карать добрых и благоволить злым. Мо-цзы представляет три доказательства их существования: во-первых, в разные века и в разных местах люди сообщали о встречах с духами; во-вторых, в них верили мудрецы древности; в-третьих, без духов нравственное общество было бы невозможным — люди лучше себя ведут, зная, что за ними наблюдают высшие силы. Мо-цзы, впрочем, оставляет место и для сомнений, допуская, что, даже если бы духов не было, коллективные жертвоприношения все равно приносили бы социуму пользу («Мо-цзы», 31.19). В целом же моисты воспринимали духов и призраков как могучих посредников и всеведущих осведомителей Неба; а иначе, полемизировали они с конфуцианцами, ритуальные практики вообще никому не нужны: «Заявлять, что духов не существует, но продолжать практиковать жертвенные ритуалы — все равно что изучать правила гостеприимства, когда нет никаких гостей, или плести рыболовные сети, когда нет никакой рыбы» («Мо-цзы», 48.9)[99].

Однако Конфуция и его последователей нельзя назвать агностиками или атеистами, им, безусловно, было присуще религиозное чувство. В 1970-е гг. философ Герберт Фингаретт написал книгу «Конфуций: мирское как сакральное», в которой предположил, что для Учителя само исполнение ритуалов являло собой «священное» действо. В фокусе конфуцианского мышления всегда оставались духи предков. Поддержание связи с предками считалось проявлением сыновней почтительности, сохраняющейся посмертно. В отличие от авраамических религий, в Древнем Китае умершие не были далекими и сверхъестественными существами, оторванными от мира живых и безразличными к поступкам потомков. Мало кто из китайских духов существовал автономно, сам по себе. Пуповина, связывающая предков с потомками, не обрывалась со смертью первых. Писатель и философ Линь Юйтан (1895–1976) проницательно заметил: «Меня всегда поражало то, что греки создали богов по образу и подобию людей, в то время как христиане, напротив, хотели уподобить людей богам. Олимпийские боги — компания жизнерадостных, влюбчивых, лживых, вздорных и обидчивых персонажей». По контрасту с этим китайские духи предков не жили на далеких горных вершинах и не резвились в приятных компаниях, подкрепляя себя нектаром и амброзией. Их посмертное благополучие могло оказаться довольно шатким. В китайской религии, как писал историк Чарльз Хакер, семья представляла собой что-то вроде «бессрочно функционирующей корпорации». Предки постоянно нуждались в поддержке со стороны живущих, которые кормили их, заботились о них, возносили им молитвы и делали подношения. По замечанию Сюнь-цзы, совершать ритуал прежде всего означает «питать» («Сюнь-цзы», 19.1); в другом тексте жертвоприношение определяется как способ «кормить и поддерживать» умерших («Да Дай ли цзи», глава «Шэн дэ»).

Культ мертвых был средоточием многих