Сегодня война - Алексей Волков

– Вперед!

В команде никто не нуждался, и Александр выдохнул емкое слово больше по привычке.

Вновь Булкин с Васильевым подхватили Вячеслава, однако сейчас троица перемещалась едва не бегом. Только скакать на одной ноге с такой скоростью невозможно, и бойцы догадались, подняли Комарова на руки. Правда, это ослабляло огневую силу отряда, только в некоторые моменты быстрота намного важнее.

– Мы выходим.

Капитан осторожно выглянул. Недалеко медленно двигалась бээмпэшка, а по ее сторонам, прикрывая броню и прикрываясь ею, передвигались по паре бойцов.

В открытом башенном люке виднелась чья-то голова. Хотя, почему «чья-то»? Разумеется, ротного. Кто еще может находиться на командирском месте? Громов заметил бывшего подчиненного, и машина резко прибавила скорость.

Пули свистели вдоль всей улицы. Башня чуть повернулась, и спаренный пулемет принялся щедро плеваться огнем. Мгновенная остановка, так, что тринадцать с половиной тонн брони качнулись. Оставалось отдать должное экипажу – машина встала чуть впереди группы Александра, чтобы последние могли без особых помех, если не считать таковым продолжающий летать свинец, заскочить в десантные отделения. Снаружи, может, привычнее, только не всегда безопаснее. Да и стрелять из оружия машины неудобно.

– Ковальчук! Дверь открой! – Александр припал на колено едва не в открытую и стал посылать короткие очереди по всем подозрительным местам.

Не годится офицеру быть первым, если речь идет о хотя бы подобии укрытия.

Фортуна переменчива. Несущие раненого вдруг упали в каком-то шаге от брони. Капитану показалось, будто кто-то споткнулся, оступился у цели. Только шевелился Комаров, почти сразу стал подниматься Илья, и почему-то неподвижно лежал Булкин.

Ефрейтор, благо рядом, одним прыжком оказался около напарника, наклонился, перевернул на спину. Словно сам был заговоренным или вдруг прекратилась продолжающаяся стрельба.

Холостой щелчок бойка. Капитан выдернул опустошенную связку, проворно вставил на ее место новую. Передергивание затвора, а взгляд между тем мимолетно скользнул по бойцам. Может, жив еще Булкин? Вон Ковальчук вцепился в него, проворно тащит под прикрытие брони, а рядом Ильюшка проделывает то же самое с Комаром. Но Комар помогает, видно, отделался падением, а второй снайпер даже не шелохнулся, хотя тащат его немилосердно, прямо по выбоинам асфальта.

Просвистело буквально рядом с головой, такое впечатление: пара миллиметров, и пуля содрала бы кожу, а сантиметр – вообще ударила бы в кость. А кость – не броня, ее пробить – плевое дело. Другие пули ударили едва не под ноги. Наверняка взвизгнули рикошеты, только как раз вновь заговорила пушка на БМП, и в ее грохоте утонули прочие звуки. Что-то ударило в бронежилет. Осколок камня ли, рикошет, главное, не непосредственное попадание. Его-то не спутать ни с чем, даже если пуля не пробила защиту. Там и ребра порою ломает.

Страха Александр не испытывал. Усталость, сбитое дыхание, небольшая головная боль, да немного кольнуло от чрезмерной нагрузки сердце, злость вперемежку с легким отупением – все, что угодно, но только не боязнь. Крышу сносило, пусть не слишком, только собственная смерть казалась понятием отвлеченным. Однако простейшее соображение говорило: не стоит оставаться на одном месте, когда место это открытое и пристрелянное.

Илья на пару с Ковальчуком уже помогли Комару залезть в десант и теперь клали туда же тело Булкина. Рывка в полном смысле не получилось, хотя до машины от Александра было метров шесть. Наверно, выдохся и за бой во дворе, и за показавшийся бесконечным бег к своим. Некое подобие полубега-полушага, и как офицера не подстрелили по дороге, осталось тайной судьбы. Которая порою любит продемонстрировать благосклонность. Зачастую – в виде шутки, чтобы потом усилить эффект раздачи весьма неприятных сюрпризов.

Тяжело бухнулся в свободный десант залезший туда раньше Илья, едва успел потесниться, захлопнул дверцу.

– Давай!

Прокричал без связи, но словно услышали. БМП лихо крутанулась и помчалась прочь. Тут же справа прочертила след ракета из гранатомета, попала в фонарный столб, и грянул разрыв. Какие-то куски упали буквально под гусеницы, машина подпрыгнула, только экая невидаль!

Башня крутанулась, развернулась назад, и наводчик ударил сразу из обоих стволов. А вот уже и линия пехоты. Бойцы особо не геройствуют, стараются держаться за куцыми уличными укрытиями, да оно и правильно.

Останавливаться водитель не стал. Проскочил чуть дальше, глубина обороны-то плевая, и затормозил уже, въехав в какой-то двор.

Оказывается, во встречном рывке были задействованы не все. Здесь занимали позицию Денис с неизменным пулеметом, а также двое из числа тех, кого капитан гонял особенно сильно: Макс и Серанцев. Как ни странно, оба до сих пор живые и здоровые. Неужели успели научиться чему-нибудь? Или оказались такими везунчиками, что уцелели там, где погибли люди опытные и умелые? Порою смерть находит и тех, кто не лезет в первые ряды, проходя мимо самых безрассудных.

Ни к чему забивать голову. И лишь спустя мгновение до капитана запоздало дошло. Не он ли подумывал поберечь Серанцева ради одной девушки? И убить его же – тоже ради нее. Или ради себя. А Макса вообще необходимо срочно отправить в тыл во исполнение приказа некоего очень высокого начальства. Даже соответствующий приказ, подписанный комбатом и украшенный батальонной печатью, хранится в кармане.

– Помогай! – рявкнул Ковальчук, извлекая из десанта безжизненное тело Булкина. Сидящий дальше Комаров помочь, понятно, был не в силах.

Оба молодых послушно подскочили, взяли убитого. На лице Серанцева мелькнула брезгливость напополам с плохо скрываемым страхом. Словно сам рано или поздно не превратится в остывший труп. Да и чего покойников бояться?

Но куда нести тело, оба парня знали. У самой стенки дома уже лежали несколько бойцов. Тех, которые отвоевали.

– Слушай, Дима, а ведь ты не прав, – тихонько сказал Александр ротному. – Мы же все равно отсюда уйдем. Надо вывезти ребят. Да и Комара срочно в госпиталь.

– Я думал, когда отходить будем…

– А если машины к тому времени не будет? Сколько тут до медпункта? За пять минут обернутся. Ладно, за десять. Как-нибудь продержимся без брони.

Сам же за разговором использовал последнюю технику в качестве стола. Сбросил на лобовой лист ранец и принялся извлекать из него патроны.

Ремарк был не прав, утверждая, что самое страшное на свете – пустой стакан. Самое страшное – пустой магазин.

– Распоряжусь, – не стал спорить ротный.

Сколько тел осталось лежать и на прежней позиции, в лесу, и по всей дороге, и здесь, в городе! Вывезти их не представлялось возможности, даже предать земле не хватило времени, но хоть этих ведь можно?

– Сколько у тебя людей?

– Экипаж, здесь трое, на улице с Суреном четверо. Вместе со старшиной, – уточнил старший лейтенант.