Гробница тирана - Рик Риордан

– Довольно.

Голос был совсем слабый и приглушенный, и в обычных обстоятельствах я бы его ни за что не услышал. Его можно было различить только в абсолютной тишине грузового контейнера, хотя я не представлял, как ей удалось пробиться сквозь Гарпократово поле безмолвия. Это определенно была Сивилла. Я узнал ее дерзкий тон, точно такой же, как столетия назад, когда она поклялась, что не полюбит меня до тех пор, пока не иссякнет песок: «Возвращайся ко мне, когда это время истечет. И, если твое желание не изменится, я буду твоей».

И вот мы оказались здесь, на неверном краю вечности, потеряв свою прежнюю форму, и ни один из нас не уже не мог выбрать другого.

Гарпократ взглянул на банку, на его лице отразились печаль и горечь. Кажется, он спросил: «Ты уверена?»

– Именно это я предвидела, – прошептала Сивилла. – Мы наконец обретем покой.

В моем сознании возник новый образ: строки из Сивиллиных книг, четкие черные буквы на белой коже, такой яркой, что я прищурился. Слова дымились, будто только что вышли из-под иглы тату-машинки гарпии: «Последний вздох бога, что не говорит, когда дух его будет свободен, вместе с битым стеклом».

Судя по тому, как исказилось лицо Гарпократа, он тоже увидел их. Я ждал, пока он осознает смысл этих слов, снова разозлится, решив, что если чей дух и следует освободить от тела, то это мой.

Когда я был богом, то редко задумывался о ходе времени. Пара столетий туда, пара сюда – какая разница? Но теперь до меня дошло, как давно Сивилла написала эти строки. Они существовали на страницах настоящих Сивиллиных книг, когда Рим еще был крошечным царством. Понимала ли Сивилла их смысл уже тогда? Знала ли она, что закончит свои дни, превратившись в голос из банки, заключенная в металлический ящик со своим парнем, который благоухает розами и выглядит как десятилетний мальчишка в тоге и короне-кегле? Если так – почему же она не жаждет убить меня, хотя должна желать этого даже больше, чем Гарпократ?

Бог всматривался в банку – вероятно, ведя личный телепатический разговор со своей возлюбленной Сивиллой.

Рейна и Мэг встали плотнее друг к другу, стараясь загородить меня от него. Возможно, они решили, что если он не будет меня видеть, то забудет о моем присутствии. Выглядывать из-за их ног было неловко, но я был так истощен и слаб, что вряд ли смог бы стоять.

Какие бы видения ни посылал мне Гарпократ и как бы сильно он ни устал от жизни, я сомневался, что он просто покорится и сдастся. «Ах, ты должен убить меня из-за пророчества? Конечно, давай! Бей вот сюда!»

Еще больше я сомневался, что он позволит нам взять банку с Сивиллой и разбить ее, чтобы исполнить призывающий ритуал. Они обрели любовь – с чего бы им желать смерти?

Наконец Гарпократ кивнул, словно они с Сивиллой пришли к согласию. Его лицо стало серьезным и напряженным, он отвел указательный палец ото рта, поднес банку к губам и нежно поцеловал. В обычной ситуации меня бы не тронуло, что кто-то милуется с банкой, но его жесты были полны такой грусти и искренности, что у меня к горлу подступил комок.

Он открутил крышку.

– Прощай, Аполлон. – Голос Сивиллы теперь был слышен лучше. – Я прощаю тебя. Не потому, что ты этого заслуживаешь. Я вообще делаю это не для тебя. Я делаю это потому, что не хочу уходить в небытие, унося с собой ненависть, когда могу унести любовь.

Даже если бы я мог говорить, я бы не знал, что сказать. Я был в шоке. Ее тон не требовал ни ответа, ни извинений. Ей ничего не было от меня нужно. Казалось, это я почти ушел в небытие.

Гарпократ встретился со мной глазами. В его взгляде все еще стояла обида, но я видел, что он старается забыть о ней. И сделать это ему было даже сложнее, чем не подносить руку ко рту.

Неожиданно для себя я спросил: «Почему ты это делаешь? Как ты можешь согласиться просто умереть?»

Конечно, его смерть была мне только на руку. Но она не имела смысла. Он нашел ради кого жить. К тому же слишком многие уже пожертвовали собой из-за моих квестов.

Теперь я лучше, чем когда-либо, понимал, почему порой смерть необходима. Я смертный и несколько минут назад сам был готов умереть, чтобы спасти друзей. Но чтобы бог согласился прекратить свое существование, особенно когда он был свободен и влюблен? Нет. Это для меня непостижимо.

Гарпократ холодно усмехнулся. Мое смятение, мое состояние, близкое к панике, видимо, помогли ему наконец перестать на меня злиться. Из нас двоих он оказался более мудрым богом. Он понял что-то, что было мне недоступно. И естественно, не собирался ничего мне объяснять.

Безмолвный бог послал мне последнее видение: я у алтаря приношу жертву небесам. Я прочитал это как приказ: «Сделай так, чтобы все было не зря. Не подведи».

Затем он набрал в грудь воздуха и начал выдыхать. На наших глазах он стал рассыпаться, его лицо потрескалось, корона разрушилась как башня песчаного замка. Его последний вздох, серебряная искра угасающей жизненной силы, проскользнул в банку, чтобы быть вместе с Сивиллой. Он успел поплотнее завинтить крышку, после чего его руки и грудь обратились в прах – и Гарпократа не стало.

Рейна подалась вперед и поймала банку, прежде чем та упала на пол.

– Успела! – выдохнула она, и я понял, что тишина рассеялась.

Все казалось слишком громким: мое собственное дыхание, шипение разорванных проводов, скрип стен контейнера на ветру.

Лицо Мэг по-прежнему было цвета фасоли. Она посмотрела на банку в руке Рейны так, словно та могла взорваться:

– А они…

– Думаю… – Слова застряли у меня в горле. Я коснулся лица – щеки у меня были мокрые. – Думаю, их больше нет. Совсем. Теперь в банке остался лишь последний вздох Гарпократа.

Рейна посмотрела сквозь стекло:

– Но Сивилла… – Она повернула голову ко мне – и чуть не выронила банку. – О боги, Аполлон! Ты ужасно выглядишь.

– Просто жуть. Да, я помню.

– Нет. Сейчас все еще хуже. Заражение. Это-то когда случилось?!

Мэг, прищурившись, вгляделась в мое лицо:

– Фу, гадость! Нужно тебя быстрее вылечить.

Хорошо, что у меня при себе не было зеркала или телефона с камерой и я не мог на себя посмотреть. Я мог лишь предполагать, что пурпурные полосы инфекции поднялись выше шеи и разукрасили мне щеки новыми прикольными узорами. Я не чувствовал, что приближаюсь к состоянию зомби. Рана на животе не стала болеть сильнее. Но возможно, это значило лишь то, что нервная система начала отказывать.

– Помогите мне, – попросил я.

Им пришлось взяться за меня вдвоем. Пока они поднимали меня, я уперся рукой в пол, усеянный обломками прутьев, и один из них воткнулся мне в ладонь. Ну еще бы.

Я качался на ватных ногах, опираясь на Рейну и Мэг, и пытался заново научиться стоять. Мне не хотелось смотреть на стеклянную банку, но я не выдержал. Я не смог разглядеть внутри серебристую жизненную силу Гарпократа. Оставалось лишь верить, что его последний вздох заключен там. Или так – или, когда мы попробуем призвать богов, окажется, что под конец он сыграл со мной очень злую шутку.