Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Скибинских (Лихно)

был всегда готов услужливо сообщить, как именно этот великий высказался.

Вот и сейчас, когда на скверике заводского двора Алексей Павлович — в промасленной спецовке и Семен Ильич — в костюме с нарукавниками, запивали кефиром бутерброды и играли в шахматы, Алексей Павлович сидел на скамейке, размышляя над партией, а Семен Ильич нетерпеливо приплясывал и выкрикивал, перекрывая шум ползущего по двору старенького паровозика с платформой чугунных болванок:

— «Старость мужчины — это когда вид красивой девушки вызывает только воспоминание, а не надежду!» Ничего сказано? Да? Нет?

Выпалив этот многозначительный афоризм, Семен Ильич пристально проследил выражение лица Алексея Павловича. Но оно было лишь сосредоточено раздумьем над ходом. Он передвинул фигуру и проворчал:

— Отстань, Сенька, мешаешь думать своими глупостями!

Возмущение Семена Ильича было неописуемо.

— Глупости?! Это не глупости, это мудрости! Хотя, к сожалению, и не мои, а других — но тоже толковых — людей.

— Ходи давай! — перебил Алексей Павлович.

Семен Ильич кинул быстрый взгляд на доску и небрежно сделал ход.

— Шах!

Алексей Павлович крайне удивился и озадаченно уткнулся в доску. А Семен Ильич снова запрыгал у скамейки, приговаривая потише, потому что паровозик уже уполз:

— Ты скучно живешь. Леша! У тебя же, кроме работы, нет никаких жизненных интересов. Или… есть?

Этот, по его мнению, коварный вопрос Семен Ильич задал исподтишка и выжидательно уставился хитрым глазом на Алексея Павловича. Тот, склонясь над доской, отвечал на вопрос вопросом:

— А у тебя?

— У меня? Ты прекрасно знаешь: я погружен в мир мудрых мыслей, я их читаю и упиваюсь, читаю и блаженствую, читаю и…

— Ходи, читатель!

Алексей Павлович не слишком уверенно переставил слона. Семен Ильич, почти не глядя, шагнул ладьей и продолжил:

— Это великое дело! Можно написать, к примеру, целый роман «Анна Каренина», а можно сказать лишь одну фразу: «В любви теряют рассудок, в браке замечают эту потерю!» Да? Нет?

Но и очередной контрольный вопрос не дал желаемой реакции Алексея Павловича — он был погружен в позицию на доске. Однако Семен Ильич не сдавался.

— Или вот: «Только первая страница брачной книги написана стихами, все остальные — суровой прозой!»

Алексей Павлович наконец полюбопытствовал:

— Слушай, Сеня, что за тематика у твоих мудрых мыслей?

— А что? Что? — Семен Ильич подпрыгнул от охотничьего возбуждения.

— Ну все про… это самое. А про что-нибудь другое твои мудрецы высказывались? Или ты подбираешь по своему интересу?

— По моему?!

Семен Ильич так вознегодовал, что чуть было не выложил все о том, по чьему именно интересу, устремленному в последнее время во вполне определенном направлении, он вынужден сегодня подбирать афоризмы. Но сдержался и объяснил нейтрально:

— Да нет, это я для примера… Просто одна из моря мудрых мыслей.

— A-а, ну если только одна…

Алексей Павлович задумался над очередным ходом, поднял ферзя, но окончательно переставить его не решался, все вертел беленькую фигурку в пальцах. Семен Ильич пристально понаблюдал за ним и сказал вкрадчиво, как коварная кошка, подбирающаяся к бедной мышке:

— Леша… Вот у тебя в руках королева…

— Королева, королева, — рассеянно подтвердил Алексей Павлович.

— А какие мысли приходят тебе в голову… ну что ты, так сказать, ощущаешь, держа в руках королеву?

Алексей Павлович вытаращился на друга.

— Сенька! Ты о чем?

— А о чем? — сделал невинные глазки Семен Ильич.

Алексей Павлович помедлил и сказал осторожно:

— Ты прости, но, может, ты не совсем… здоров? Какие-то у тебя… ассоциации. Что с тобой, Сеня?

— Со мной?! — возмутился Семен Ильич. — Это с тобой что?

Он даже прихлопнул рот ладонью, но слово уже вылетело. Алексей Павлович потемнел лицом и разом смел фигуры с доски.

— А ну выкладывай!

— Что?

— Все выкладывай, все! Он меня на кривой козе объезжает, а я ушами хлопаю… Ну? Людмила моя тебя натравила?

Семен Ильич сокрушенно кивнул и выложил все. Про то, как необычайно взволнованная Люся позвонила ему, как рассказала про странные намеки Алексея Павловича на загадочную женитьбу, как умоляла тонко и ненавязчиво выведать у старого друга его ближайшие житейские — и в частности, матримониальные — планы.

— А ты и рад стараться?

Семен Ильич только развел руками.

— Хоро-ош друг!

Семен Ильич пристыженно потупился. И вдруг спросил с детским любопытством и, пожалуй, некоторым даже ужасом:

— Леш, а ты правда женишься? Да? Нет?

Алексей Павлович расхохотался над его перепугом.

— Ну дружок, ну ровесник! А ты и представить себе не можешь? Ты что, уже по этой части… отпал?

— Я?! — оскорбился Семен Ильич. — Да я еще… Ого-го!

Алексей Павлович с ухмылкой наблюдал распетушившегося друга. Допотопный паровозик, надрывно пыхтя, снова потащил через двор платформу чугунных болванок. Алексей Павлович погасил улыбку и тихо спросил:

— Сень, неужели мы уже старики?

— Да кто тебе такое сказал!

— Сказали, Сеня. И в бесперспективные меня тут списали, и дома про годы намекнули…

— А ты не слушай никого! К нам еще придет второе дыхание!

Похоже, этот лозунг мало вдохновил Алексея Павловича, он остался задумчив. Да и Семен Ильич после паузы был вынужден признать:

— Правда, как говорится, «иногда второе дыхание приходит с последним вздохом».

— Еще одна мудрая мысль — убью! — спокойно, но твердо пообещал Алексей Павлович.

— Ладно, давай без мудрых мыслей. Давай спокойно: мы еще в полном порядке. И что бы там они все ни говорили…

— Да не в них дело, — перебил Алексей Павлович. — Я сам боюсь, ох боюсь, Сеня, не превратиться бы в козла!

— В какого… козла?

— Ну, сон мне один приснился… Понимаешь, вроде все как прежде — хоть на работе, хоть дома, хоть на рыбалке. А чую: все не то — сдаю!

Алексей Павлович, чуть поколебавшись, признался:

— Не поверишь, Сеня, я у телевизора уснул!

— Ну и что? — горячо утешил Семен Ильич. — У телевизора — это нормально. Устал и уснул. — Но вдруг добавил грустно: — А я, Леша, хуже… Я в кинотеатре уснул!

— Вот это как раз нормально, — теперь принялся утешать друга Алексей Павлович. — Как не уснуть — такие фильмы делают…

— Ну да, вали на серого!

Нет, не выходило как-то со взаимными утешениями. Оба невесело умолкли. Потом Алексей Павлович сказал еще грустнее:

— А главное, как бы-ыстро все! Только вроде вчера мы с тобой к девкам бегали, на войну уходили… А вот уже и отбегались, отвоевались…

Семен Ильич сделал последнюю отчаянную попытку:

— Алексей, я тебя не узнаю! Ты-то чего плачешься? И дома первый человек, и на заводе! На пенсию попросишься — директор за тобой на пузе поползет…

То, чего не смогли сделать дружеские утешения, сделало одно упоминание о пенсионной перспективе