Нежная душа. Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

Эрмин пришла к выводу, что интимные отношения между мужем и женой играют огромную роль в любовной алхимии. И теперь не сомневалась, что ее мать и Ханс друг для друга уже больше, чем жених и невеста.

«Бетти покраснела бы, узнай она об этом, — подумала Эрмин. — Странно, но меня это не смущает, ведь они скоро поженятся. Это так хорошо — любить и быть любимым! Разве можно упрекать людей в том, что они поддались своим чувствам?»

Улыбаясь, она провела кончиками пальцев по животу. Всей душой она желала как можно скорее зачать второго ребенка, и ее мольбы были услышаны. Этот подарок небес заставил ее забыть о неудачной беременности.

— Эрмин, кажется, Лора вернулась, — сказала Шарлотта. — Я слышала шум машины Ханса.

— Пойду помогу им, — сказала молодая женщина. — У них наверняка много покупок.

— Нет, я пойду! Тебе нельзя поднимать тяжелое! — возразила девочка и вприпрыжку выбежала в коридор.

— Бедная крошка! — заметила невесело Мирей. — Она так заботится о тебе! До сих пор считает себя виноватой в том, что случилось с тобой в Лак-Эдуаре.

Эрмин кивнула. Она попыталась дать Мукки ложку каши, но мальчик, смешливый и сильный для своих восьми с половиной месяцев, поймал ложку и вывернул ее содержимое на слюнявчик. В кухню вошла Лора.

— Дорогая! Мирей! Посмотрите на меня! Мне нельзя его показывать, потому что это часть свадебного наряда, но я не смогла устоять перед искушением: он великолепен! Я заказала его во французском модном бутике. И его прислали из Парижа, представляете? Из Парижа в Валь-Жальбер!

Лора показала им крошечный, невероятно изящный берет, густо расшитый сияющими жемчужинами.

— Изумительный, правда?

— Мама, ты будешь божественно прекрасной, — с воодушевлением заявила Эрмин. — Это любимое выражение Ханса, когда он говорит о тебе.

— Именно так — божественно прекрасна! И дом будет мне под стать — лилии, белые розы, шелковые гирлянды повсюду! Я купила фонарики, мы повесим их над крыльцом. И свечи, несколько десятков.

— Как бы вас не хватил удар, мадам, — заметила Мирей. — До свадьбы десять дней, а вы уже так волнуетесь!

— Не будь брюзгой, Мирей, — сказала на это Лора. — Завтра — первая примерка. Эрмин, если пойдешь гулять с Мукки, зайди к Бетти. Портниха приедет после полудня. Ханс, Ханс!

Пианист вошел в кухню. На нем был элегантный льняной костюм-тройка бежевого цвета. За Цале по пятам шла Шарлотта с маленькой коробочкой в руке.

— Посмотрите, мсье Ханс сменил очки! — объявила девочка.

— А еще я очень устал, — уточнил тот. — Пойду наверх отдохну. Лора, дорогая, с таким ритмом жизни я не доживу до двенадцатого июня.

— Доживешь! У тебя нет выбора! — пошутила Лора.

Эрмин посмотрела на мать. Виду Лоры был цветущий. Платиновые локоны танцевали вокруг грациозной шеи, красивое лицо сияло воодушевлением. «Возможно, даже слишком», — подумалось молодой женщине. Почему-то у нее снова появилось стойкое подозрение, и не самое приятное, что Лора старается забыться в этом водовороте приготовлений и покупок. Как если бы это был для нее прекрасный способ не думать о самом браке…

«Но я ведь спрашивала у нее вчера и позавчера, когда мы оставались наедине, любит ли она Ханса по-настоящему. Мама засмеялась и сказала, что, конечно, любит», — думала Эрмин.

Однако времени на грустные размышления не осталось: раздался стук в дверь.

— О! Это наверняка привезли мои гардении в горшках, которые я заказала в Шамборе! — объявила Лора. — Не беспокойся, я открою!

Из любопытства Эрмин последовала за матерью. Гардении в горшках! Еще одно дорогостоящее чудачество Лоры. При виде этих цветов у всех Маруа и даже у мэра с учительницей глаза на лоб полезут…

— Я не слышала шума мотора, — заметила Лора, выходя в холл.

У Эрмин сжалось сердце. Это было необъяснимо, но в тот момент она испытала жуткий страх. Лора посмотрела на дочь с изумлением.

— Дорогая, ты побледнела!

— Ничего, мамочка. Открывай!

На пороге стоял высокий мужчина. Одет он был в серый костюм и белоснежную рубашку, на голове — кожаная шляпа. Глядя на его бледное лицо, ему никак невозможно было дать меньше пятидесяти, но темная с проседью борода и усы, подчеркивавшие и без того выразительные губы, очень ему шли. В карих глазах читались волнение и страх. Он молча сжимал в руках папку для бумаг.

«Кто это? — спросила себя Эрмин. — Я уже видела его, но где?»

Лора, словно окаменев, замерла на пороге. На посетителя она смотрела с глубочайшим изумлением. Каким чудом черты Жослина Шардена обрели физическую форму? И если этот человек заговорит, то будет ли его голос похож на глубокий низкий голос ее покойного супруга?

— Мсье, что вам нужно? — неуверенным тоном спросила Лора.

— Мама, что с тобой? — забеспокоилась Эрмин. — Кто это?

— Я твой отец, — ответил незнакомец. — Я — Жослин Шарден.

Эрмин внимательно смотрела на мужчину, который назвал себя ее отцом. Она прекрасно слышала его слова. Только что тихим низким голосом он произнес: «Я — Жослин Шарден». Это было до такой степени невероятно, что молодая женщина обернулась к матери, словно ожидая немедленного опровержения. Они обе знали, что Жослин похоронен на берегу Перибонки, в десяти километрах от хижины Талы, матери Тошана.

Но Лора словно окаменела. В правой руке она все еще держала расшитый жемчугом беретик. Немая от удивления, она никак не могла прийти в себя. Случилось то, чего она подспудно ждала последние несколько месяцев: ее первый муж, живой и невредимый, явился в Валь-Жальбер. На дворе был ясный день, а не глубокая ночь, и посетитель ни капли не походил на привидение. Она ощущала его прерывистое дыхание, снова открывала для себя его черты, форму бровей и губ. Он устремил на нее взгляд золотисто-карих глаз, в котором читался лихорадочный призыв. Это правда был Жослин, вне всяких сомнений.

— Вы не мой отец, — вдруг заявила Эрмин. — Мама, я уже встречалась с этим человеком. Его зовут Эльзеар Ноле, он был пансионером санатория в Лак-Эдуаре. Я тебе о нем рассказывала. Что привело вас к нам, мсье?

Жослин бессильно развел руками. Со вчерашнего дня он буквально умирал от волнения и едва заставил себя постучать в дверь их дома вместо того, чтобы еще раз уйти ни с чем. Ему понадобилось собрать всю свою решительность, чтобы остаться на крыльце, над которым каменные колонны поддерживали значительных размеров навес.

— Я позаимствовал имя у своего деда, Эльзеара Ноле, но на самом деле я Жослин Шарден. Лора, ты ведь мне веришь? Знаю, мы не виделись семнадцать лет, но ты меня узнаешь?

Лора все так же не сводила с него глаз с расширившимися зрачками, смотрела, затаив дыхание. Значит, она не ошиблась! Эльзеар Ноле, больной туберкулезом, который сбежал из санатория в Лак-Эдуаре, действительно ее муж, Жослин. Мысли, одна безумнее другой, вертелись в голове, сопровождаемые ощущением нереальности происходящего. Она подумала о своей предстоящей свадьбе с Хансом, отдыхавшем в комнате на втором этаже. Ужасная ловушка захлопнулась за ней. И в первую минуту осознание этого подавило порыв радости. Она ощущала себя и преступницей, и жертвой.