100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

болванки, музыканты стали записывать друг за другом новые куплеты. Когда Майк или игравший на гитаре Храбунов ошибались, запись производилась повторно. Каждый записанный 53-секундный фрагмент последовательно подклеивался к предыдущим (склеек практически не слышно), и процесс двигался дальше. Последние куплеты сочинялись непосредственно в студии — существует версия, что после прослушивания чернового варианта альбома Коля Васин посоветовал Майку дописать в финал «Уездного города» еще несколько строк.

Одновременно в стенах Дома юного техника материализовался и вожделенный клавишник, запеленгованный музыкантами «Зоопарка» в близлежащей закусочной с романтичным названием «Белоснежка и семь гномов». Кудесника клавишных инструментов звали Владимир Захаров, он был знаком с Майком и в свое время играл в электрическом составе «Выхода», а также в массе групп, которые впоследствии куда-то исчезли. По воспоминаниям музыкантов, Захаров в тот вечер был соблазнен бутылкой портвейна и возможностью записаться на одном альбоме вместе с «Зоопарком».

В студии Захарову поставили, как таперу, стакан вина, и он в крайне задумчивом состоянии начал исполнять на фортепиано импровизированные партии. Вначале он играл неплохо. Но ко второму часу непрерывных дублей он начал заметно пьянеть и уставать, поскольку приходилось играть одну и ту же мелодию много раз подряд. В песню о городе, который безумен сам по себе, пианист добавил собственных психоделических наворотов, меняя акценты, скорость и варьируя степень фортепианного безумия таким образом, словно у него в организме садятся батарейки. По меткому выражению Тропилло, если на этой песне обратить внимание на партию фортепиано, отчетливо слышно, как «пианист ползет умирать».

Неудивительно, что после выхода альбома композиция «Уездный город N» исполнялась на концертах «Зоопарка» считанное количество раз. Периодически Майк играл ее в акустике, а пару раз (в частности — на «лесном» концерте в Троицке) спел еще несколько куплетов, в одном из которых, как говорят, упоминались Гитлер и Сталин. Доказать или опровергнуть правдивость этих воспоминаний сегодня крайне сложно. Скорее всего, песня «Уездный город N», начавшая жить собственной жизнью, стала перемещаться — подобно своим героям — из объективной реальности в сферу легенд, нераскрытых загадок, домыслов и рок-н-ролльной мифологии. Ведь N, как известно, не просто буква, а символ большой конспирации.

Юрий Чернавский и Владимир Матецкий. Банановые острова (1983)

сторона A

Банановые острова

Зебра

Здравствуй, мальчик Бананан!

Становитесь в очередь за мной!

сторона B

Я сам

Мечта идиота

Робот

Я иду к тебе

Знаменитый банан Энди Уорхола с обложки дебютного альбома Velvet Underground в свое время стал бесспорным сексуальным символом классического поп-арта. В советской магнитофонной культуре словосочетание «Банановые острова» закрепилось как символ интеллектуально-технической революции, которую произвела в мозгах у населения работа с одноименным названием. Альбом, задавший тон в отечественной поп-музыке на несколько лет вперед. Любопытно, что массовая реакция на «Банановые острова» в подавляющем большинстве случаев подчинялась простому закону: чем выше уровень — и музыкальный, и просто культурный — тем больше нравились «Банановые острова».

Его любили поп-звезды и законспирированные рокеры, под него танцевали на студенческих дискотеках и в курортных домах отдыха. На нем, наконец, учились качественно записывать живой звук звукооператоры и саунд-инженеры.

«Все вокруг думали, что я затеял очередную лабуду, а когда «Бананы» шарахнули, это оказалось для многих полной неожиданностью», — вспоминает генератор этого проекта композитор-аранжировщик Юрий Чернавский.

Уже первые 60 секунд «Банановых островов» показали, насколько гений Чернавского-звукооператора не уступает его способностям аранжировщика и музыканта. Будучи электронщиком-маньяком, он из примитивнейших синтезаторов типа «Полимуга» и Korg Poly 800 извлекал такие тембры, которые, казалось, эти инструменты не могут выдавать по определению.

В поиске подобных звуков Чернавский достиг известных высот еще в конце семидесятых. «Когда появились первые синтезаторы, кому-то нужно было на них играть...» — вспоминает он. В музыкантских кругах передавалась из уст в уста легенда о клавишнике группы Boney M, который, оказавшись волею судеб на репетиционной базе «Красных маков», не мог поверить собственным ушам, услышав, какой звук издает переделанный Чернавским немецкий синтезатор Vermona.

В залитом прорвавшейся канализацией подвале Чернавский умел так записывать эти утробные звуки на узкопленочный двухканальный STM, что даже спустя много лет западные профессионалы с многолетним стажем отказывались верить тому, что «Банановые острова» записаны не на многоканальную технику.

«Я тогда не был ни звукорежиссером, ни звукооператором, — вспоминает Чернавский. — Просто я был фанатом студийной работы и к тому же много общался со звукоинженерами из «Мелодии», которые в этом разбирались».

Идея «Банановых островов» вынашивалась Чернавским давно — еще со времен работы в «Красных маках», где Юрий делал аранжировки для песен Владимира Матецкого. Затем идея перекочевала вместе с Чернавским в «Динамик», однако, не найдя активной поддержки в лице Кузьмина, пустила свои глубокие корни уже в рядах «Веселых ребят».

Продюсером перехода Чернавского из «Динамика» в «Веселые ребята» выступил сам Матецкий. Распрощавшись с «Удачным приобретением», он уже несколько лет сочинял песни для эстрадных исполнителей, но в голове у него давно вертелась идея записать альбом по типу «Маневров» Алана Парсонса. В название этой работы Матецкому хотелось вынести имя автора, а не исполнителей, а в группу набрать самых разных инструменталистов.

Тащить в одиночку подобный проект Матецкому было затруднительно. Тут нужен был единомышленник, и прежде всего по аранжировкам. Кандидатуру на это место лучшую, чем Чернавский, придумать было сложно. Так возникла фирма с условным названием «Чернавский-Матецкий».

Первоначально планировалось создание двойного альбома, на котором первая часть должна была состоять из композиций Чернавского, а вторая — соответственно Матецкого.

«Старт проекта я взял на себя, — вспоминает Чернавский. — Там играли басист Сергей Рыжов и барабанщик Юрий Китаев, с которыми я работал еще в «Красных маках» и в «Динамике». Матецкий выступал в роли продюсера. Он улаживал массу коммуникаций, что-то монтировал в студии и помогал работать над текстами».

Поскольку мелодический рисунок большинства композиций был в основном готов, наибольшие проблемы у музыкантов возникали именно с текстами. По воспоминаниям участников записи темы рождались неожиданно, зачастую — путем коллективных усилий. Как гласит история, во время гастролей в городе Махачкале Чернавский, прогуливаясь вечером с музыкантами по местной набережной, предложил им подумать над песнями, связанными с экзотикой некоего бананового государства-острова. В итоге ключевое слово «бананан» было придумано Сергеем Рыжовым прямо на ходу — в ответ на просьбу Чернавского найти рифму к слову «банан». Позднее Матецкий, сидя в гостях у Чернавского в его коммунальной квартире на Бауманской, изобрел хуковое выражение «зебрус африканус», а затем вспомнил строчку из композиции Kraftwerk «The Robots»: «Я твой слуга / Я твой работник», после чего самому Чернавскому пришла в