Пока еще здесь - Лара Вапняр

В следующие дни поводы для тревоги только множились, обоснованные и не очень (Рэйчел может быть замужем, и ее муж тоже придет; Рэйчел может быть зла на него; он может не решиться заговорить с ней), пока их все не затмил один главный страх – что Рэйчел не узнает его, не вспомнит, кто это. Взглянет безразлично, улыбнется вежливо и недоуменно и напрочь уничтожит всю легенду о главной любви его жизни. Этого он не вынесет. Надо, чтобы не узнать его стало невозможно. Он все сделает для того, чтобы выглядеть в точности, как в тот день. Вадик нашел какие-то фотографии своих первых месяцев в Америке. Парочку сделала Энджи, официантка из Эвенела. Почти на всех он был в этом жутком претенциозном твидовом пиджаке и плохо сидящих джинсах, купленных в Стамбуле. Вадик не сомневался, что был в этом пиджаке, когда встретил Рэйчел. Проблема в том, что нет уже того пиджака. Все из-за Седжян, это она поднимала Вадика на смех всякий раз, как он его надевал. Вообще, если подумать, Седжян лишила его очень многих дорогих сердцу вещей, взять хоть его пиджак, его футон, его лучшего друга. К черту Седжян! Он пошел и купил себе очень похожий пиджак в отличном секонд-хэнде на Бедфорд-авеню. Примерил – ну просто идеально, так же нелепо, как на фото. Фигура и лицо за восемь лет не слишком изменились. Он не поправился. Вадик уже почти успокоился, как вдруг опять накатила паника – борода! За это время он так часто то брил ее, то отращивал, что уже не мог вспомнить, что было, когда он только приехал. На эвенеловском фото был с бородой, но совсем коротко стриженной. То ли только начал отпускать, то ли это остатки недавно сбритой. Вадик посмотрел в зеркало – сейчас у него выросла роскошная бородища, но, может, из-за нее его будет трудно узнать. Он сел и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и вспомнить себя в свой первый день в Штатах. Хоть убей не помнил. Только два человека могли тут помочь: Сергей и Вика. С Сергеем он не разговаривал и уж точно не хотел спрашивать Вику. В конце концов Вадик решил, что оставит компромиссный вариант. Он отправился в барбер-шоп и попросил подстричь бороду совсем коротко. Голое лицо в зеркале вызвало новую волну паники, но что сделано, то сделано.

В пятницу он начал одеваться за два часа до назначенного времени. Но надо было убедиться, что второй извод пиджака хорошо сочетается с компромиссной бородой. Вроде порядок. Вадик поехал на метро до пересечения Четырнадцатой улицы и Второй авеню, потом прошел пару кварталов до Четвертой, повернул на запад в сторону синей неоновой вывески “КГБ” и поднялся на один пролет в бар. Было только без четверти семь. Бар пустовал. Вадик заказал пива и сел за темный липкий столик в углу. С выкрашенных в красный стен на него пристально смотрели портреты Ленина. Висели и красные советские флаги. Военный плакат со злобной красной женщиной со вскинутой рукой сообщал, что Родина-мать зовет. В музее его родного города тоже был такой плакат. Рядом с витриной со стреляными гильзами. Красная женщина была, по-видимому, Родиной-матерью. Вадик помнил, что до смерти перепугался, когда ребенком увидел этот плакат. Но кому-то вот он казался таким клевым, что можно и в баре повесить. Вадик попивал вторую бутылку, когда на сцену протиснулся писатель, высокий пухлый мужчина в мокрой от пота рубашке. Он откашлялся в микрофон, давая понять, что приступает. В зале немного прибавилось народу. Но Рэйчел не было. Вадик пытался слушать писателя, но не понимал ни слова. Писатель потел все больше. Он то и дело вытирал ладонью лоб и нос. У него тряслись руки, и машинописные листки дрожали и шелестели. Иногда он не мог разобрать напечатанное и тогда извинялся и перечитывал предложение заново. Ну разве он может быть хорошим писателем? А что если да? Что если он – непризнанный гений, которому трудно читать свои произведения перед публикой?

Вадик взял с соседнего стола книгу из стопки, приготовленной для продажи и автографов. “Стылый поезд”. Раскрыл на первой странице и прочел несколько предложений. У Вадика был не большой опыт чтения прозы на английском, и он понимал, что своему мнению не так уж доверяет, но то, что он прочел, ему понравилось. Текст был плотный, нарочито неясный, ни проблесков, ни зазоров, куда бы просочился малейший намек на свет, ни лазеек, ни компромиссов. Человек вызывал только уважение. Вадик оторвал глаза от книги и встретил насмешливый взгляд Рэйчел. Она сидела всего в паре столиков от него. Наверное, вошла, пока он читал, и села на занятое для нее место. Как только их глаза встретились, она отвела взгляд и повернулась к писателю. Непонятно, узнала или нет. Она выглядела проще, чем на фотографиях, и проще, чем ему помнилось. Но шок от узнавания был так оглушителен, что все тело свело болезненной судорогой. Вот она, Рэйчел. Его Рэйчел. И бар начал разваливаться на куски. Голос писателя стал невнятным гулом. Коммунистические плакаты слились со стенами. Люди превратились в расплывчатые пятна. Была только Рэйчел. Как будто сидевшая в полном вакууме. Мучительно реальная, невыносимо близкая. Такая близкая, что казалось даже, он видит, как бьется ее сердце под тонким белым свитером с какой-то дурацкой кожаной аппликацией.

Она ни разу больше на него не взглянула. Чтение закончилось, она встала и энергично захлопала, подняв руки над головой. Публика тоже зааплодировала. Писатель медленно спустился со сцены к столу, где полагалось подписывать книги. Юная рыжеволосая девушка уложила их красивой пирамидкой, рядом пристроила стакан воды и ручку. Посмотрела на Вадика, увидела у него в руках экземпляр “Стылого поезда”.

– Вы хотите купить книгу, сэр? – спросила она. – Она стоит двадцать пять долларов.

Вадик достал кошелек, протянул девушке две мятых двадцатки и обернулся в поисках Рэйчел. Она стояла у своего столика и разговаривала с группкой людей, энергично кивая.

– Хотите подписать книгу? – спросил писатель.

Он пил воду, и она стекала по шее под ворот рубашки.

– Да, пожалуйста, – попросил Вадик.

– Ваше имя?

– Вадим.

– Как пишется?

Вадик замялся. Он забыл.

– Просто подпишите, пожалуйста, – сказал он, и писатель пожал плечами и поставил жирную страшную закорючку на титульной странице.

– Ваша сдача, сэр, – девушка протянула Вадику несколько купюр.

Рэйчел все еще беседовала с теми людьми. Вадик решил, что будет лучше подождать ее на улице. Он подойдет, когда она выйдет из бара, и представится. Вряд ли она будет одна. Но он все равно подойдет и заговорит. Пригласит выпить. Запасного плана он не придумал.

Люди выходили группками. Болтая, смеясь, обсуждая планы на вечер. Даже не подозревали, до чего же они никчемные. Вадик неотрывно следил за дверью.

Он ждал, что она выйдет минут через двадцать. Она вышла через три. Одна. В синем плаще. Остановилась на верхней ступеньке, вытащила из сумки берет, надела и стала спускаться.

– Рэйчел, – позвал он, шагнув навстречу.

Вышло как-то грубо и едва слышно.

– Рэйчел, – повторил он.

Она остановилась и взглянула на него. Она все еще была на лестнице, и их глаза оказались вровень. Она улыбнулась вежливой недоуменной улыбкой, которой он так боялся. И тут же удивленно выдохнула “Ох!”, спустилась на тротуар, подняла на него глаза.