Записки землянина - Вячеслав Колмыков

никогда не слыхал. Тем более события, которые там разворачиваются, совпадают с записями в дневнике, которые якобы сделал я. Сомнения в этом вызывает еще тот факт, что я еще не видел себя со стороны.

Просмотрел немного, только до того момента, где встретился с Ситой на острове. На это у меня ушел день. Пазикуу не позаботился о том, чтобы сократить время — убрать часы, где «я» сплю. Сначала подумал, что «кино» кончилось и собирался выкинуть линзы, как услышал мужской голос. Как потом оказалось, он принадлежал Сите, которого переводили инопланетяне. Я видел их на Соме и ничуть не удивился. В Голливуде и получше могут сделать. Так что пока я больше удивляюсь линзам, чем тому, что наблюдаю с помощь их.

Это потрясающе! Пусть не правда, но теперь будет чем развлечься в свободное время, диорама подождет.

Парадокс какой-то — в одно верю, в другое не верю. И все как-то складывается!

Так и подмывает кому-нибудь рассказать. Еще больше хочется встретиться с самим собой и поведать кое что, что не слышал и не видел, когда спал, если (повторюсь) все это было правдой.

Ну, пока посмотрим, что будет дальше.

Глава 38

Тридцать восьмая запись землянина

Фу, какая гадость!

Сегодня дошел до момента, где отгрызаю ногти на ногах.

А в записях этого нет. Наверное, я был скрытный.

Глава 39

Тридцать девятая запись землянина

А я уж было поверил!

И все равно мне нравится. И кому только в голову пришло такое? Очередное шарлатанство? Не удивлюсь, если в скором времени ко мне постучат в дверь и предъявят счет за развлечение. Надо признать, что я заболел этим и теперь уже точно не пожалею денег, чтобы досмотреть все до конца.

Главное почерк-то мой здорово подделали! Этакая интеллектуальная игра.

Только, вот неувязочка одна, если уж на то пошло. Я не настолько богат, можно сказать совсем не богат, и у меня мало таких же друзей, точнее сказать их совсем нет, чтобы меня так искушать.

Значит, я делаю вывод — надежда еще теплица где-то в закромах моего подсознания. Да что там! Хочу, да и все, чтоб это было правдой. Во сне же в ней никогда не сомневаешься.

И к чему я пришел?

Глава 40

Сороковая запись землянина

Досмотрел.

Снова перечитал.

Сопоставил.

Вердикт? Не важен. Важно то, что внутри. А как оно там появилось…

Вера, вера, вера. Простое слово с великим значением. Что мы без нее? Тигичане. А с ней? Земляне, льуанцы, мананцы, баунцы и бог знает еще кто. Но почему же тогда мне хочется, чтобы мы все стали такими же, как этот народ, который не ведает зла? Ведь они не во что не верят в кроме как случай, будь-то таинственная Сома или солнца во все небо. Жить одним днем ради других, ради потомства. Не знать, что ты — это ты, социальная единица.

Теперь я понимаю, что мне хотел сказать мой четырехлетний сынишка. После того, как я нашелся.

Вовка всегда проявлял интерес к зеркалам. Постоянно подходил то к одному, то к другому и рассматривал у себя выпавший зуб или царапину, оставленную дурным котенком сиамской породы (земля ему пухом). Иногда корчил рожицы, кидал в свое отражение игрушки.

Но однажды я застал его у зеркала чрезвычайно серьезным. Он о чем-то напряженно думал, что было заметно по хмурым бровям и пристальному взгляду на самого себя.

— Вовка, что ты там увидел? — спросил я тогда его.

— Себя, — ответил он тихо.

— В первый что ли?

— Да.

— Так тебя и раньше не оттащить было от трюмо, — не мог понять я.

Он поднял голову и посмотрел на меня. потом опустил глаза и снова покосился на свое отражение.

— Раньше? А я раньше маленьким был.

— Когда же ты успел вырасти?

— Сегодня.

— Это как?

— Не знаю, смотри.

Вовка поднял сначала одну руку, затем другую, покружился, открыл рот, высунул язык и под конец зачем-то стукнул себя кулачком по голове.

— Это я! — сказал он громко.

— Ну конечно ты! — согласился я, усмехаясь. — И что?

— А то! Что я это я! — сказал он совсем по-взрослому и уходя добавил. — Я свой!

Долго потом я стоял у зеркала, пытаясь найти в своем взгляде ответ.

Не знаю, может в детстве мне тоже приходилось пережить подобную минуту. Только не помню о ней. И была ли она. Видимо, была, раз тоже считаю себя «своим».

Как я и предполагал, меня постоянно водили за нос. Однако те, кто это делал, даже не догадывались об этом. Пазикуу прав, говоря, что мы совсем разные и по менталитету и по взглядам на мораль, и вообще во всем, хоть мы и, как он уверяет, одной крови. Еще бы — такое расстояние! И все же мы все ощущаем себя социальной единицей.

Теперь я иной. В том смысле, что по-другому отношусь к жизни, чем до того, как меня выкрали. Что меня именно выкрали я точно уверен. Не хочу доказывать себе или еще кому-нибудь этот факт. Зачем? И не хочу заново описывать то, что и так уже есть в этой амбарной книге. Да и не смогу как раньше. Единственное, к чему хочу приложить усилие, это к последнему дню моего пребывания на Тигиче. Он совпал со временем нашего прибытия на Сому.

К сожалению, я не могу описать чувства, испытанные мною в тот день, но я прекрасно заметил переживания людей, прибывших со мной на материк. Жаль, что не обратил такое же внимание, когда покидали Толу и не запомнил лиц провожающих. Теперь это совершенно разный народ. Один, обретший новую родину и заразившийся от меня новыми мыслями (хотя не понимаю, как мог немой этому посодействовать). Другой остался жить в своей старой оболочке, которая мне кажется во многом симпатичнее. Надеюсь, трещина, которую я в ней сделал, скоро зарастет.

Думаю, в этом-то и заключался главный смысл эксперимента. А то, что тигичанам угрожала опасность вымирания, по-моему, стояло на втором месте.

Только не многие искренне переживают за их судьбу — это мои старики и Пазикуу. Почему? Не понять.

Накануне я проснулся от криков. На горизонте виднелась земля. На этот раз они были громче, чем при приближении к островам. Она простиралась на многие мили и можно было быть уверенным, что по правую и левую стороны, за теряющейся в голубой дымке дали, тоже ждала суша. Сомнений не было