Илион - Дэн Симмонс

Мужчина спрыгнул вниз и, удачно приземлившись на ноги, подбежал к своим спутникам. Кошмар-птица рухнула и недвижно замерла в десяти шагах от людей. Горячий алый фонтан взметнулся на целых пять футов к небесам, успокоился и затих: исполинское сердце перестало биться.

Шумно и часто дыша, все еще не расставаясь с обагренным кровью и перепачканным оружием, сын Лаэрта усмехнулся в бороду:

– Я-то собирался укокошить одного, но второй тоже не помешает, верно?

Ада подошла к Харману и тронула его за плечо. Мужчина не обернулся. Взгляд его остекленел.

Одиссей деловито обезглавил ближайшую птицу и, вскрыв при помощи ножа грудь, принялся отделять мясо от шкуры и перьев, да так спокойно и расторопно, как если бы помогал кому-нибудь избавиться от теплого пальто.

– Понадобятся еще пакеты, – обратился он к товарищам. – Они лежат в багажнике на корме нашего соньера. Прикажите машине открыть багажник, и она все сделает. Только поспешите.

Недавний именинник замер на полпути:

– Спешить? Это почему?

Одиссей утер перемазанную бороду тыльной стороной ладони, после чего сверкнул белыми зубами:

– Кошмар-птицы чуют кровь за десять лиг. Сами подумайте, в сумерках по долине бродят сотни вот таких парочек…

Харман побежал за пакетами со всех ног.

От внимания Ады не ускользнуло, что Сейви с Даэманом напились еще до обеда.

Перед этим старуха сама, собственными руками приготовила пищу в зеленой стеклянной комнатке наверху башни. Пусть Вечная Жидовка всего лишь разогрела еду в обычной микроволновой печи, девушки, словно завороженные, наблюдали за волшебным таинством. Они впервые по-настоящему оценили отсутствие сервиторов в этом заброшенном краю.

Снаружи, на широкой опоре моста, Одиссей построил нелепое сооружение из камней и железа, внутри которого вскоре разгорелось пламя: бородач нарочно доставил из долины приличную кучу дров. Внезапный дождик не остановил его, но вынудил развести костер еще жарче. Оранжевая краска на башне покоробилась от огня и вздулась черными волдырями.

Задумчиво созерцая эту картину сквозь полупрозрачные стены, Харман отхлебнул вина из бокала и поинтересовался:

– Похоже, наш новый друг возвел алтарь своим идолам?

– Нет, – усмехнулась Сейви, расставляя на круглом столе горячие тарелки и миски. – Это он так еду готовит. Позови его, будь любезен, а то наши блюда остынут раньше, чем Одиссей испепелит свои. К тому же приближается гроза, и торчать в такое время снаружи – не самое мудрое решение.

Наконец друзья расселись по местам, и старуха пустила по кругу кувшин с вином. Когда она принялась наливать себе, Ада расслышала тихий шепот: «Baruch atah adonai, eloheno melech ha olam, borai pri hafagen».[16]Все остальные хохотали над каким-то замечанием Даэмана и не обратили внимания на странное бормотание.

– Что это значит? – вполголоса спросила девушка.

В жизни она не сталкивалась с иными языками – разве что в туринской драме. Однако там перевод почти заглушал варварскую речь, поэтому не приходилось даже напрягаться, чтобы понять, что происходит.

Вечная Жидовка покачала головой: то ли сама не знала, то ли не желала объяснять.

– Я прошлась по всем уровням нашего моста и побывала в каждом из пузырей, – оживленно щебетала Ханна. – Представляете, в нижних комнатах мне попались поразительные фигуры, сделанные из железа. Они стояли просто так, не выполняя никаких функций. И некоторые напоминали людей!

Старуха разразилась лающим смехом. В этот миг она снова наполняла бокал, на сей раз без таинственного бормотания.

– Это же статуи, – удивился Одиссей. – Вы что, никогда их не видели?

Ханна медленно повела головой из стороны в сторону. Мысль о том, чтобы придавать вещам форму живых созданий, ошеломила даже ее – девушку, которая провела много лет, учась отливать металлы.

– Они не знают искусства, – презрительно бросила Сейви, обращаясь к сыну Лаэрта. – У них нет ни скульптуры, ни живописи, ни ремесел, ни фотографии, ни голографии, ни даже простейших генетических манипуляций. Ни музыки, ни танца, ни балета, ни спорта, ни песен. Ни архитектуры, ни театра Кабуки, ни пьес Но. Вообще ничего нет. В них не больше позывов к творчеству, чем у… неоперившихся птенцов. Хотя, погоди, беру свои слова назад. Ведь даже птицы умеют петь и строить гнезда. Эти поздние элои – просто безголосые кукушки, что занимают чужие дома, не удосуживаясь и почирикать из благодарности!.. – Язык старухи начинал заплетаться.

Одиссей воззрился на троицу совершенно необъяснимым взглядом. А гости уставились на Сейви, тщетно пытаясь понять, что же ее так рассердило.

– С другой стороны, – старуха пристально поглядела в глаза сыну Лаэрта, – литературы у них тоже нет. Как и у вас.

Бородач улыбнулся. Юная хозяйка Ардис-холла признала эту ухмылку: точно с такой же он вырезал кусок мяса из бока убитого зверя. Перед ужином Одиссей как следует выкупался и до блеска промыл серебристые кудри, но Аде казалось, она по-прежнему видела на его руках спекшуюся кровь. Все-таки неразумно ведет себя Вечная Жидовка, бросая вызов такому мужчине.

– Что же, человек дописьменной эры, познакомься с людьми послеписьменного поколения. – Сейви сделала ехидный жест, словно представляя их друг другу, после чего подняла указательный палец. – О, я забыла нашего уважаемого Хармана! Вот истинный Бальзак и Шекспир своего времени, ведь он читает на уровне шестилетнего ребенка Потерянной Эпохи. Не так ли, Харман Ухр? Небось до сих пор шевелишь губами, складывая буквы в слова?

– Ну да, – чуть виновато улыбнулся мужчина. – Я и не догадывался, что можно по-другому. Четыре с лишним Двадцатки я потратил, дабы научиться хоть этому.

Ада чутьем уловила, что девяностодевятилетнему путешественнику нанесли глубокую обиду, но тот проглотил ее, со смирением ожидая дальнейших событий.

Хозяйка Ардис-холла учтиво кашлянула.

– А как называлось то животное, которое ты… ну, прикончил сегодня? – весело и безмятежно заговорила она с Одиссеем. – То первое, перед кошмар-птицами?

– Для меня он просто – травоядный носошлеп, – сказал охотник и потянулся за деревянной тарелкой, на которой дымилось обугленное с виду мясо: он с намерением оставил собственную стряпню на отдельной стойке, чтобы не смущать не привыкших к подобной еде товарищей. – Хочешь попробовать?

Ада из уважения отделила крохотный кусочек и осторожно, при помощи вилки с ножом, переложила его к себе на блюдо.

– Я тоже не откажусь, – заметил Харман, и тарелка пошла по кругу.

Даэман и Ханна мрачно покосились на мясо, понюхали его и вежливо растянули губы, однако есть отказались. Сейви молча отодвинула жаркое от себя.