Скиталец. Гений - Константин Калбазов

Дешево? А с чего бы им быть дорогими? Видно там зарождающийся талант или нет, бабка надвое сказала. А какому-нибудь семейству со средненьким достатком повесить дома для красоты вполне пойдет. Ничего не заниженная самооценка. Он пока никто и звать его никак, задатки гения еще развить нужно. Что бы кто ни говорил, а это успех. Его первый успех, в этом Измайлов был уверен.

На радостях направился прямиком в паб. Надо бы обмыть это дело. Пусть и в одиночку. Но ведь одному пить пиво не зазорно. Жаль, местные не предлагают к нему сушеную рыбу. Только орешки. Кстати, на российских архипелагах распространены соленые сушки. Вкусно. Но рыба лучше. Ввести в обиход? Глядишь, Система еще и на это расщедрится. Шутка.

В припортовые забегаловки решил не заворачивать. Ну их к нехорошей маме. Там без приключений редко обходится. Оставалось только удивляться, как два его предыдущих опыта обошлись без таковых. Он-то полагал, что морякам в одиночку алкоголь в глотку не лезет. А оказалось все до банального просто. «Пьяный» и «агрессия» – практически синонимы. Не так сидишь. Не так свистишь. И у одиночки шанс нарваться на затрещину куда выше, чем у компании.

Кстати, Борис хаживал в такие кабаки, чтобы разогнать кровь по жилам, ну и прокачаться. Умение драться никогда не помешает. А еще такие вот потасовки неслабо закаляют характер.

В приличных заведениях влипнуть в неприятности значительно сложнее. Поэтому Измайлов выбрал паб хотя и не в центре, но подальше от порта. Довольно чисто, и публика поприличней. В углу пристроились трое моряков. Если судить по форме, вроде как французы.

Первая половина дня. Чистые, опрятные и трезвые. Холодное пиво, только чтобы утолить жажду. Но чем ближе к вечеру, тем выше градус напитков, и моряки начнут дрейф в сторону порта. Там скорее всего будет публичный дом, пока еще есть силенки. Это ведь не морду бить. Потом, вполне возможно, «стременная – закурганная – на коня» и «ты меня уважаешь?». Ну и как повезет, то ли они, то ли их.

Нет, вполне может статься, что ничего такого не произойдет. Но вероятность подобного исхода весьма велика. Впрочем, Измайлова это не касается. Опрокинуть кружечку темного и на борт. Вернуться нужно загодя. Из их команды на берегу уже никого. Во избежание, так сказать. И он бы не пошел, но уж больно хотелось узнать судьбу рисунков. Не зря сходил.

Один из французских моряков попытался заигрывать с девицей, что несла Борису пиво. Та шаловливо захихикала. Хозяин из-за стойки сердито одернул ее, стрельнув недовольным взглядом в прыткого посетителя. Тот сразу же отстранился, выставив перед собой руки в примирительном жесте. Мол, все понимаю, хозяйское лакомство, а потому ни на что не претендую.

Пиво оказалось той самой оптимальной температуры. Не слишком холодное, чтобы перехватывало дыхание. Именно то, что нужно в жаркий погожий денек. Даже если сейчас только его начало. Борис опрокинул пинту в три долгих глотка. В наслаждении зажмурился и удовлетворенно вздохнул, припомнив песенку. Ну ту, в которой говорится, что губит людей не пиво, губит людей вода. Открыл глаза.

Ч-черт. Ему что, «ерша» подсунули? Голова поплыла. Перед взором пелена. Да даже если «ерш», какого ляда его так резко развезло? Да хоть с чистым спиртом пусть смешивают, не бывает такого. Затуманенным взглядом мазнул по бармену. Какого ты туда подмешал? Хотел было возмутиться, но язык отказался повиноваться. А этим чего тут нужно? К его столику подсели давешние моряки и начали дружески хлопать по плечам. Двое сели с боков, поддерживая от падения. Занавес…

В себя Борис приходил тяжко. Голова раскалывалась, словно с глубокого похмелья. Опыт сугубо из прошлой жизни. Потому как он там этого дерьма нажрался вволю и здесь наступать на те же грабли не собирался. Было дело, мог опрокинуть пару-тройку кружек пива. Ну, рюмочку-другую коньяку. Но ничем другим не закидывался. Даже вино не пил. Оно ему никогда не нравилось.

– Ну что, пришел в себя? – грубо пнув его по ноге, поинтересовались на английском.

Однозначно язык этому типу не родной. Вот к гадалке не ходить, акцент французский. Есть у лягушатников нечто такое. Да тут еще недавно слышал, как трое беседовали.

– Еще раз ударишь, и я тебе набью морду, – поморщившись, произнес Борис.

Перед ним стоял тот самый матрос, что приставал к подавальщице. Только одет он уже в робу, а не в парадную рубаху. И что это значит?

– Я тебе эти слова потом припомню. А сейчас тебя ждет капитан.

Другой моряк, так же присутствовавший в пабе, о чем-то спросил первого на французском. Тот пренебрежительно отмахнулся и кивнул в сторону парня. Борис и рад бы оказать сопротивление. Да что-то никак не получается. Тело словно не его. По ходу, опоили. Узнали, что он гений, и сейчас будут разъяснять, что у него появился хозяин? Похоже на то.

– Покажи Суть, – приказал капитан, едва пленника представили пред его очи.

Под шестьдесят, пышные усы и бакенбарды, голый подбородок. Вид надменный, словно ему весь белый свет должен. О Борисе и говорить нечего. Н-да. Только вид у него – явного неудачника. Форма не первой свежести. Причем дело не только в том, что она довольно потасканная, но и в том, что требует вдумчивой чистки.

– Я русский моряк, и лучше бы вам меня отпустить, – совладав с тошнотой, процедил Измайлов.

– Ты французский моряк, кочегар углевоза «Жанетт». Запомни это, матрос. А теперь покажи свою Суть.

– Обойдешься.

Едва сказал, как тут же поперхнулся, поймав кулак в душу. А потом его начало рвать. Давала знать о себе та дрянь, которой его опоили. Глядя на это, капитан недовольно хмыкнул и велел унести это дерьмо с глаз долой.

– Катенька, не сойти мне с этого места, если это не ты! – даже не пытаясь сдерживать эмоции, произнесла молодая девушка.

На вид лет двадцати, невысокая стройная шатенка, с милым и даже красивым личиком. Однако, несмотря на возбужденный вид и игривость молоденькой козочки, чувствовалась в ней сила и уверенность. И дело даже не в том, что дворянское происхождение сквозило в жестах, манерах и осанке. Нет. Заметна в ней некая внутренняя твердость и жизненная мудрость взрослого человека.

– Где, Елизавета Петровна? – подходя к ней, спросила девчушка лет пятнадцати.

И тут уж никаких сомнений, возраст полностью соответствует облику. Молодость. Ее не подделать, не обыграть. Она прекрасна своей непосредственностью, нескладностью и порывистостью. И пусть Елизавета Петровна всячески пыталась рядиться под молодую ветреную особу, получалось у нее откровенно слабо. Впрочем, этот мир не удивить великовозрастными молодыми повесами, успевшими разменять не то что десятки лет, но и век-другой.

– «Лиза»! Сколько раз я тебе говорила, называй меня Лизой! – чуть ли не змеей прошипела девушка.

– Ой, бросьте. Не начинайте. Нечего было набиваться мне в попутчицы, – отмахнулась Катя.

– Это я-то набивалась?! Да как у тебя язык поворачивается такое сказать! – всплеснув руками, картинно возмутилась Москаленко. – Просто я не могла отказать твоей матушке.