Прага. Инструкция по соблазнению - Анастасия Градцева

— Мииир, — тихо шепчет Лара, — пожалуйста.

И видит, как у него дергается щека. Он на мгновение, как от резкой боли, прикрывает глаза, потом распахивает их и сумрачно глядит на Лару.

— Хорошо, — угрюмо говорит он, — давай на русском. Поговорим. Мы же поговорим, да?

— Поговорим, — эхом отзывается Лара и вцепляется пальцами в край подоконника, чтобы не было видно, как сильно у нее трясутся руки.

— Почему ты уехала?

— Я тебе все написала в письме, — устало отвечает она. — В университете назревал скандал, я согласилась разорвать контракт и тихо уйти, чтобы не подставлять тебя.

— Меня?

— А кого еще? Я не думаю, что тебе было бы приятно слышать про нас все эти грязные сплетни.

— Плевал я на это.

— И еще я сделала это для того, чтобы тебя не отчислили из ЧЗУ! Иначе твой папа…

— Ларко, — перебивает её Мир, — но я все равно бросил университет.

— Ч-что? — она недоверчиво моргает и вглядывается в его лицо, как будто ищет признаки того, что он шутит. — Почему?!

— Не хотел там оставаться. А еще им не понравилось, что я ударил преподавателя.

— Ты… что сделал? О Господи!

У Лары замирает от ужаса сердце, но при этом где-то в глубине души растекается мстительное удовлетворение. Она даже не будет спрашивать, какого именно преподавателя. И кто бы что ни говорил о том, что врагов нужно прощать, гораздо приятнее это делать после того, как они понесут заслуженное наказание.

— Ты за меня испугалась или за него? — скептически осведомляется Мирек.

— Ты издеваешься? За тебя, конечно! У тебя не возникло проблем? Он не обратился в полицию?

— Все нормально, — коротко роняет он и раздраженно взъерошивает волосы, а Лара вдруг залипает на этом жесте. Она завороженно смотрит на его длинные пальцы, между которыми он пропускает черные пряди, и неожиданно сглатывает, потому что во рту мгновенно пересыхает. Это какое-то наваждение! Даже сейчас, когда он ледяной и неприступный, как Северный полюс, от него искрит таким электричеством, что внутри все начинает плавиться.

Лара с трудом отводит глаза в сторону и по короткому резкому вздоху Мира понимает, что её взгляд не остался незамеченным. Он тоже смотрит на неё: мрачно и жадно, даже не пытаясь скрыть, что его к ней тянет.

— И что ты теперь делаешь? Если ты бросил ЧЗУ?

— Какая разница, — зло дергает головой Мир. — Ты уехала, ты со мной не поговорила, значит, тебе все равно, что со мной происходит.

Ларе нечем крыть. Она молчит, а у Мирека словно срывает клапан, потому что он начинает быстро, сбивчиво говорить, а руки машинально сжимаются в кулаки:

— Ты написала, что делаешь это для меня. Чтобы я мог доучиться и стать, кем хочу. Почему не сказала это сама? В лицо? Испугалась? Ты не знаешь, что хочу я. Но решила за меня. Как будто я ребенок. Или считаешь меня маленьким? Поиграла со мной и уехала, а тут найдешь себе другого? Или уже нашла?

— Мир! — Лара хватает его, пытаясь остановить этот поток. — Не неси чушь!

От прикосновения ее руки он вздрагивает и замолкает.

— Какого «другого», Мир? — с горьким смешком спрашивает она. — Как после тебя можно на кого-то смотреть? Я же знала, что не надо было начинать эти отношения — я не выберусь из них целой. Так все и вышло.

Мирек молчит, только грудь тяжело вздымается от волнения. Он так близко, что Лара чувствует тепло его кожи, но одновременно и невероятно далеко от неё. Как чужой.

— Ты любишь меня? — вдруг грубо спрашивает он.

— Да, — в груди становится так больно, что перед глазами темнеет. — Люблю.

Только я не понимаю, что это меняет.

Мирек зло усмехается:

— Когда любят, хотят остаться рядом. Когда любят, разговаривают. Спрашивают.

Думают вместе, как решить проблему.

Каждым словом он словно хлещет её по лицу, и у Лары от обиды перехватывает дыхание, а на глазах выступают слезы.

— Тут только одно решение, — неожиданно для себя повышает она голос. — Ты должен был на мне жениться, чтобы я могла остаться! А я не собираюсь тебе навязываться, понял? Я не хочу ломать твою жизнь и портить тебе будущее. И если для тебя это значит, что я тебя не люблю, пусть будет так!

— Ты все равно её поломала, — хрипло произносит Мир, — когда сбежала в Россию.

Тебе плевать, что мне было плохо?

— Нет, но…

— Ненавижу за то, что ты уехала и ничего не сказала, — вдруг яростно выдыхает он. — Ты всё сломала, всё! Я не понимаю, как дальше!

Он резко отворачивается, отходит к стене и со всей силы бьет по ней кулаком.

Напряженные плечи крупно вздрагивают.

— Мир, — Ларе невыносимо хочется подойти и обнять его, чтобы хоть немного уменьшить злую боль, терзающую его изнутри, но она боится, что своим касанием сделает только хуже.

— Ненавижу!

И это становится последней каплей. Внутри словно что-то взрывается, и слезы — горячие, крупные — катятся у Лары по лицу.

— Зачем ты тогда приехал? — шепчет она еле слышно. Больно кривит губы, чтобы не выпустить наружу рыдания, но Мир слышит. Оборачивается, видит её заплаканное лицо и, будто против воли, медленно идет обратно к ней.

— Я приехал, потому что не могу без тебя. Потому что я люблю тебя.

Раздраженный и даже злой голос противоречит нежным касаниям пальцев, которые стирают с Лариных щек слезы.

— Ты же сказал, что ненавидишь.

— Немножко, — усмехается Мирек. — Но люблю больше.

— Почему ты никогда не говорил, что любишь меня?

— Говорил. Ты не слушала.

— Не говорил, — упрямо повторяет она.

— Ларко, я тебя даже с родителями познакомил! Это ничего для тебя не значит?

— Да откуда я знаю, — в отчаянии бормочет она. — Может, ты всех своих девушек с ними знакомишь.

— Каких всех? Я ни с кем не встречался до тебя.

— Подожди! А как же…

— С ними всеми был просто секс. Ничего другого. Ты моя первая девушка.

Острый болезненный комок давит Ларе на горло, мешает дышать. И она уже не сдерживается, утыкается ему в футболку, которая так тепло и успокаивающе пахнет Миреком, и рыдает. Слезами радости и облегчения.

— Я… не могу… мне так… — Лара пытается сказать ему что-то между всхлипами, но не получается. Мир гладит её по вздрагивающим плечам и что-то ласково шепчет по-чешски.

Понемногу она успокаивается, достает из сумки бумажный платок, вытирает глаза и высмаркивается. Мимо проходит стайка студентов — видимо, раньше отпустили с пары — и с нескрываемым любопытством смотрит на них.