Контрразведчик - Юрий Корчевский

Партийный аппарат быстро сориентировался, примкнул к Сталину – Джугашвили. А уже 26 января, сразу после похорон Ленина во временном деревянном мавзолее на Красной площади, Петроград в честь вождя мирового пролетариата был переименован в Ленинград. Город, который понес в Октябрьский переворот и после него наиболее многочисленные жертвы, был назван в честь своего мучителя. Городу не везло, при Сталине позже партийная организация буквально подверглась разгрому.

В 1917 году, во время Октябрьского переворота, в России было пять относительно крупных партий. Эсеры – самая крупная, за которую на выборах в Думу отдали 40 % голосов, большевики – 24 %, кадеты – 5 %, меньшевики – 3 %, левые эсеры – 1 %.

Все партии в той или иной степени приняли участие в перевороте. Но уже сразу после него, декретом СНК от 28.11.17 года кадеты (конституционные демократы) были объявлены вне закона. В июне 1918 года ВЦИК из состава местных советов исключил эсеров и меньшевиков. С сентября 1920 года партия большевиков осталась единственной легальной. Остальные перешли на нелегальное положение и жестко преследовались. Большевики, до Октябрьского переворота критиковавшие царских чиновников за наблюдение и контроль за многочисленными партиями, стали непримиримыми к людям и партиям с другими взглядами, зачистили политическое пространство.

Поскольку Сталин опасался конкурентов, да еще было письмо Ленина, где вождь не рекомендовал Джугашвили на руководящие посты, он стал устранять соратников. И, пожалуй, первым крупным деятелем, попавшим в жернова, стал Лев Давидович Троцкий (Лейба Давидович Бронштейн). Создатель Коминтерна, один из создателей Красной армии, бывший председателем Реввоенсовета, наркомвоенмором, в 1927 году был снят со всех постов, в 1929 году выслан из СССР, а в 1932 году лишен советского гражданства. Мало того, 21 августа 1940 года был убит сотрудником советской разведки. По приговору суда были расстреляны Зиновьев, Рыков и другие политические деятели.

Смерть Ленина в обществе, среди простых людей была воспринята по-разному. Одни печалились, другие не могли скрыть радости – дворяне, бывшие промышленники, купцы, чиновники, бывшие члены различных партий, бывшее офицерство, а на селе те, кого назвали кулаками за их крепкое хозяйство. За границей при известии о смерти Ульянова радости не скрывали. Как русские эмигранты, так и члены партий, правительств. Распространения большевистских идей у себя в странах боялись, тем более прецедент был – Веймарская республика.

Матвей же воспринял смерть Ленина равнодушно. Из жизни ушел человек, развязавший гражданскую войну, голод и разруху. Так чего печалиться?

На службе многие ходили с траурными черными бантами в день похорон Ленина. Еще бы! Без образования, только за членство в партии, вознестись во всесильную службу, при другой власти было бы невозможно. Матвей знал не понаслышке. Обязательное военное училище, потом курсы полицейские, либо жандармские, работа под руководством старшего, опытного товарища. С годами сотрудник набирался опыта, запоминал все статьи и уложения Уголовного кодекса. А сейчас даже не смешно, а грустно. Вчерашний столяр, делавший по три ошибки в слове, ставил к стенке человека только по пролетарскому чутью! Нонсенс! И все интересы чекистов были примитивные. Не было культуры, соблюдения законов, одна революционная необходимость. Временами Матвей жалел, что не ушел на юг, в Белую армию. А все из-за отца с матерью, из-за жены. Ответственность была за ближних. Без него им тяжело выжить. А другое – если бы кто прознал, что он в Белой армии служит, все близкие были бы расстреляны. Не церемонилась новая власть с людьми. Эвона сколько их в России! Бабы еще нарожают. И не только после Октябрьского переворота звериное мировоззрение у начальства было, но и много позже. И в период репрессий, потом во Вторую мировую войну и после нее. Человек, по образному выражению Сталина – маленький винтик.

Но жизнь не стоит на месте. Матвей от информатора получил сообщение, что секретарь генконсульства Эстонии в Ленинграде некий Ростфельдт должен завтра встретиться с русским агентом, за деньги поставляющим секретные сведения о военной промышленности в городе. Хоть и медленно, но восстанавливались заводы.

Главное – Матвей знал о месте и времени встречи. Сам выехал на место, осмотрел, пометил точки, где расположить сотрудников, чтобы при любом раскладе секретарь генконсульства не ушел. Ведь он мог прийти пешком, приехать на машине. Причем задержание следовало провести после получения данных от агента, чтобы на руках были компрометирующие данные. Иначе будет дипломатический скандал, дескать, провокация спецслужб! Арестовать и осудить секретаря не получится, у него дипломатический паспорт и неприкосновенность. А выслать из страны – запросто. И урок Эстонии будет хороший за провал в работе.

Матвей начальству доложил, получил одобрение. Это важно, иначе взбучкой не обойдется. Слишком громкий скандал получится, если Ростфельдт будет без агентурных данных.

Матвей подробный инструктаж провел, на карте показал, где какому сотруднику быть и что делать. На место выехать нельзя. Не исключено, что за местом встречи приглядывают. И появление излишне любопытных людей насторожит кадровых разведчиков Эстонии. Встречу просто перенесут на другое место и время. Хуже всего, начнут поиски источника слива информации в своих кругах. При определенном опыте и желании вполне возможно. Потерять информатора для Матвея крайне нежелательно. Его агент в прислуге консульства, и внедрить еще раз своего человека задача сверхтрудная.

Дома Матвей полночи не спал, все время в уме прокручивал – все ли предусмотрел? Все возможные сценарии событий просчитал. Но уже ничего изменить невозможно, если только отменить всю операцию.

Утро выдалось пасмурным, ветреным. Матвей занял свой пост в одном из зданий. До места встречи рукой подать, что важно. Потому что сразу после встречи надо жестко брать эстонца, фиксировать его руки, чтобы не успел выбросить полученные сведения. В чем они могут быть, он не знал. Спичечный коробок, пакет, бумаги, в трубочку свернутые?

Показался агент. Матвей узнал его по описанию информатора. В полувоенном френче, куртка с каракулевым воротником, в правой руке портфель. Встал у края тротуара, голову поднял, вроде Исаакиевским собором любуется. Этим только внимание привлекает. Церковь после Октябрьского переворота объявили вне государства, опиум для народа, по выражению партийного вождя. Никто из чиновников или партийных деятелей в церковь не ходил и не заглядывался на великолепную архитектуру. Напряжение нарастало. Матвей на часы посмотрел. До встречи пять минут, если дипломат будет точен.

К тротуару подкатила машина, на крыле маленький флажок Эстонии. Из машины вышел господин в черном костюме-тройке, поверх наброшено легкое пальто. Не обратил внимания Матвей, что руки в рукава не продеты. Поздоровался секретарь консульства с агентом, шляпу приподнял. Самый напряженный момент – получит ли от агента пакет, сверток? Секретарь достал из внутреннего кармана пальто бумажный сверток, передал агенту, взамен взял другой и сунул в карман. Есть! Передача состоялась! Матвей выскочил из парадного, помчался к агенту и секретарю. Всего-то сделать двадцать шагов. К машине бежали чекисты, с других точек. Но секретарь оказался очень хитер и предусмотрителен. Увидев бегущих к нему в штатском молодых людей, понял – засада. Сделал движение плечами и пальто упало на тротуар. Секретарь сделал шаг в сторону. Теперь хоть двадцать свидетелей призови – скажет, что пальто не его, подброшено, провокация. Подбежали парни, сразу защелкнули наручники на секретаре и агенте. Шофер дипломатической машины тронул машину. Задерживать ее оснований не было. Все же нашли пару свидетелей, которые подписали протокол, что пальто лежало на тротуаре, а на мужчине верхней одежды не было. И про пакеты у агента и в кармане пальто тоже указали. Теперь только одна зацепка будет – дактилоскопия во внутреннем содержимом пакетов.