Свет иных дней - Стивен Бакстер

САНТА-КЛАУС ПРИХОДИТ В ГОРОД

Давид признался себе в том, что смысла этой надписи не понимает, но спрашивать не собирался.

Молчание и поза девочки говорили яснее ясного: приходу Давида она не рада. Но он не собирался просто так отказываться от задуманного и сел рядом с ней.

– Я слышал неплохие отзывы о программе трекинга, над которой ты работаешь.

Мэри резко зыркнула на него.

– Кто это, интересно, вам натрепал, чем я занимаюсь? Мамочка моя, небось?

– Нет, не твоя мама.

– Кто же тогда? Да ладно, какая разница. Вы, конечно, считаете, что у меня паранойя, да? Что я слишком грубая и колкая?

Давид спокойно отозвался:

– Я пока не решил.

Мэри искренне улыбнулась.

– Хотя бы честно ответили. Ну, так откуда вам известно про мою программу?

– Ты – пользователь червокамеры, – ответил Давид. – Одно из условий пользования «Червятником» состоит в том, что любое новшество, которое ты привносишь в оборудование, становится интеллектуальной собственностью «Нашего мира». Этот пункт содержится в соглашении, которое я был вынужден подписать от имени твоей матери… и твоего имени.

– Типичный Хайрем Паттерсон.

– В смысле, налаженный бизнес? Мне кажется, это разумно. Мы все понимаем, что у этой техники большое будущее…

– Ой да ладно. От вашего интерфейса меня тошнит, Давид.

– … и кто лучше простых пользователей сумеет усовершенствовать червокамеру сейчас – кроме тех людей, которым она уже теперь нужна более качественной?

– Так у вас, значит, шпионы есть? Люди, следящие за теми, кто смотрит в прошлое?

– У нас есть слой метапрограмм, занимающихся мониторингом деятельности пользователей, оценкой ее функциональности и качества. Если мы увидим хорошую идею, мы сможем взять ее и развить. Но лучше всего, конечно, сразу найти блестящую идею и притом – уже неплохо разработанную.

Во взгляде Мэри появилась искорка интереса и даже, пожалуй, гордости.

– Как у меня?

– У твоей идеи есть потенциал. Ты умница, Мэри, тебя ждет блестящее будущее. Но – как бы это сказать? – ты почти не имеешь понятия о том, как разрабатывается качественное программное обеспечение.

– Но моя программа работает, так ведь?

– Чаще всего – да. Но я сомневаюсь, что кто-то кроме тебя мог бы усовершенствовать ее, не перестроив все снизу доверху. – Давид вздохнул. – Сейчас у нас не девяностые годы, Мэри. Теперь создание программ – ремесло.

– Да знаю я, знаю… Это мы всё в школе проходим… Но вы думаете, что моя идея все-таки работает.

– Почему бы тебе не показать мне?

Мэри протянула руку к софт-скрину. Давид понял, что она хочет сбить все предыдущие установки и заново запустить червокамеру.

Он решительно накрыл ее руку своей.

– Нет. Покажи мне то, что ты смотрела, когда я к тебе подошел.

Мэри зыркнула на него.

– Так вот оно что. Вас моя мать подослала, да? А моя программа трекинга вам до лампочки?

– Я верю в правду, Мэри.

– Ну так давайте выкладывайте.

Давид отвел от экрана кончики ее пальцев.

– Твоя мама тревожится за тебя. Но прийти к тебе я решил сам, это не она придумала. И я действительно думаю, что ты должна показать мне то, что смотришь сейчас. Да, это предлог для разговора с тобой, но твоя программа интересует меня и сама по себе. Что-то еще хочешь спросить?

– А если я откажусь, вы меня вышвырнете из «Червятника»?

– Я не стану этого делать.

– Тут у вас такое оборудование, а то, что по сети предоставляют – просто блевотина…

– Я тебе уже сказал: я тебе этим не угрожаю.

Возникла пауза.

Мэри немного расслабилась и села удобнее. Давид понял, что в этом раунде он победил.

Несколько прикосновений к софт-скрину – и Мэри восстановила изображение.

Маленький сад – вернее, двор. Полосы залитой солнцем газонной травы, а между ними – усыпанные гравием дорожки и несколько не слишком ухоженных клумб. Ясный день, голубое небо, длинные тени. И повсюду игрушки – вспышки цветов. Некоторые из них ездили по дорожкам туда и обратно, выполняя свои программы.

Появились двое детей – мальчик и девочка, лет шести и восьми. Они смеялись, бросали друг дружке мяч.

За ними гонялся мужчина, он тоже смеялся. Он подхватил девочку и закружил ее, и она полетела посреди теней и света. Мэри остановила изображение.

– Клише, – проговорила она. – Верно? Детские воспоминания, летний вечер, длинный и прекрасный.

– Это твой отец и твой брат. И ты.

Мэри невесело усмехнулась.

– Прошло всего-то восемь лет, а двоих уже нет в живых. Что скажете?

– Мэри…

– Вы хотели мою программу посмотреть.

Давид кивнул:

– Покажи.

Мэри прикоснулась к экрану. Фокус качнулся из стороны в сторону, переместился во времени вперед и назад на несколько секунд. Отец поднимал и опускал девочку, опускал и поднимал снова, ее волосы качались туда-сюда – будто видеозапись проматывали.

– Сейчас я пользуюсь стандартным интерфейсом. Фокус – словно маленькая видеокамера, парящая в воздухе. Я могу управлять ее размещением в пространстве и передвигать ее сквозь время, настраивать положение устья «червоточины». Кое для чего это нормально. Но если я хочу просматривать более длительные периоды, это дерьмово. Сами, наверное, знаете.

Она включила изображение. Отец опустил маленькую Мэри.

Мэри навела фокус на лицо отца и, прикасаясь к виртуальным клавишам софт-скрина, начала трекинг. Изображение то двигалось, то останавливалось, пока отец бежал по лужайке за дочерью.

– Я могу следить за субъектом, – профессионально проговорила Мэри. – Но это трудно и утомительно. Вот я и стала придумывать, как автоматизировать трекинг. – Она нажала еще несколько виртуальных клавиш. – Для того чтобы фиксировать фокус на лицах, я использовала шаблоны распознавания образцов. Вот так. Фокус червокамеры качнулся вниз, словно им управлял какой-то невидимый оператор, и сосредоточился на лице отца Мэри. Лицо оставалось в фокусе при том, что отец поворачивал голову, разговаривал, смеялся, кричал; а вокруг него неуверенно покачивался фон.

– Все автоматизировано, – заключил Давид.

– Ага. У меня есть субшаблоны для мониторинга предпочтений, они помогают сделать так, что все выглядит более профессионально…

Еще несколько нажатий на клавиши, и фокус немного оттянулся назад. Углы объектива стали более привычными, устойчивыми, привязка к лицу исчезла. Отец все еще оставался центральной фигурой, но все, что его окружало, стало видно более четко.