Контракт стервы - Елена Дженкинз

После этого Максим долго осознавал, на какую опасную грань ступил, втащив за собой Фрэнки. Недоверие — это одно, а травить друг другу душу — другое. Ведь можно и отравить.

— Черт, это все от страха, — сдался Максим. — Да еще из ревности.

Какая «Константа»? Какой «Дол»? Кому все это нужно, кроме Сатаны? За выходные Максим ни разу не вспомнил о работе, хотя провел в офисе два дня. Даже о казахском замминистра забыл. Потому что единственное, что ему было нужно для счастья, — это Фрэнки. Вот и вся математика, как говорит Летов. Козел, мать его! Надо же было «методом от обратного» так испортить отношения с девушкой. А главное, хоть бы раз задумался, насколько это бредовая идея… Но с третьей стороны, Данила верно подметил: если после всего, что случилось, Фрэнки простит Максима, то это настоящее чудо. То самое, которое за деньги не купишь.

Максим так устал сдерживать желание утащить Фрэнки в пещеру, что решил перестать терзаться и просто поверить — что бы она ни сказала. Просто так. Просто потому, что это единственный способ выжить и не свихнуться. Потому что… черт, потому что он ее любил. Можно назвать это «методом Егеря». Нет, лучше «методом безграничного кредита доверия». Есть два человека, он и она. А остальное пусть катится в топку.

С каждым уходящим часом ярость угасала, а ломка по Уваровой становилась сильнее.

Стены в сознании рухнули, они устали поддерживать страх и пали смертью храбрых. И вся та ситуация, в которую Максим и Фрэнки загнали друг друга, показалась кристально прозрачной, бессмысленной. Ну нельзя заставить кого-то верить тебе, и Фрэнки, кажется, поняла это гораздо раньше. Ты либо веришь, либо нет. Определился — и все, живешь согласно выбору, без постоянных терзаний и подозрений. Не можешь поверить — уходишь. Чтобы не мучать ни себя, ни ее.

Максим уходить не хотел.

Он решил, что завтра поговорит с Фрэнки начистоту, без игры в прятки: кто кого любит, а кто кого использует. Он наконец успокоился и ощутил, насколько устал за выходные, сдерживая потребность видеть Фрэнки и убить ее вьетнамца.

А утром, еще семи часов не было, его разбудил звонок. Неизвестный номер.

— Кто тут?

— Доброе утро, это Борис Денных, мы с вами встречались.

О, еще один поклонник Фрэнки нарисовался. Тот самый, который хотел акции у Екатерины перекупить.

— И что тебе нужно?

— А ты мне не груби. Я звоню сказать, что достаточно терпел. Либо оставь Франсуазу в покое, либо сделай что-нибудь. Веди себя, как мужчина.

— Ты стреляться со мной хочешь, что ли? Так темно еще на улице.

— Пошутил, молодец! Фрэнки чуть на гонках не погибла, потому что из-за тебя стала неврастеничкой. У нее с братом проблемы, с отцом, с матерью, а тут еще и ты! Прошу по-человечески, сделай что-нибудь наконец!

Максим сел на диване, свесив босые ноги, и уже серьезно спросил:

— В гонках? В пятницу?

— Да. А все выходные она в больнице просидела, у ее отца инфаркт случился.

У Сатаны?! Ничего себе новости…

— А сейчас она где? Дома?

— Вроде бы собиралась свой мотоцикл в «Вонге» забрать перед работой, но я не уверен.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Максим, у которого сон сняло как рукой.

— Не для тебя стараюсь, козел. Смотри, чтобы я не пожалел о своей доброте, а то препарирую твой гнилой мозг в своем морге, — выдал Борис и отключился.

Макс секунд десять смотрел перед собой, в темноту за окном, а потом рванул в душ, кое-как оделся и помчал в «Вонг».

Так и знал, что стоило выбить дух из Сайгона, мать его за ногу! Додумался, идиот, девчонку в гонку включать, когда у нее настроение в хлам! «Да, но в такое настроение ты ее окунул», — напомнил он себе. Черт… А Фрэнки тоже молодец. Позвонить не могла?! Сказать, что вся проблемами обросла, как мхом?! Максим злился на всех, но в первую очередь, на себя. За то, что усложнил Уваровой и так сложную жизнь. За то, что не пришиб вьетнамца еще тогда, в вечер открытия Недели. Ну ничего, сегодня он никуда не денется. И Фрэнки тоже. Пришла пора выяснить отношения.

Егерь ехал, не нарушая правил, чтобы не дай бог не влететь в ДТП и не упростить Сайгону жизнь. Включив громкую связь на смартфоне, он набрал Екатерину.

— Мать, госпожа Тьмы и Света! Как твоего друга зовут, хозяина «Москвы»?

— А ты… где?

— Еду по делам.

— Правда?! Сработало, значит! Слава богу, Максим, Господи… — Мама затихла, а потом глухо засмеялась.

— Что сработало?

— Так, э-э… оно — провидение!

— Понятно. Ладно, я за рулем. Номерок и имя друга мне сбрось, будь добра.

— Да, сейчас.

Утро выдалось солнечное, слегка морозное — то, что нужно для Дня Х. «Ну все, сбежать не сможешь, Фрэнки!» Принцесса будет спасена из башни, даже если не хочет.

Максим решил не сворачивать на парковку в «Вонге», проигнорировав указатель, а подкатил прямо к главному входу.

— Твою мать! Они издеваются! — охренел он, глядя, как Уварова выходит из здания под ручку с вьетнамцем… легко одетым, сверкающим бицепсами. Явно проснулись только что. Может, они и правда живут вместе?! Но потом Макс вспомнил слова Бориса о том, что Фрэнки отправилась в «Вонг» за своим мотоциклом. Тогда какого черта этот Сайгон к ней лезет?!

— Как же ты мне надоел, бородатый! — завелся Максим и, затормозив прямо перед парочкой, выбрался из машины, даже не удосужившись заглушить двигатель. Пальцы горели от сдерживаемого гнева, который вспыхнул с новой силой, стоило увидеть Сайгона. Егерь сходу нанес первый удар, чтобы выпустить пар и связно заговорить:

— Ну что, познакомимся, наконец? Я Максим, а ты касаешься чужой женщины. Еще раз увижу рядом, заставлю одеться, понял?

Но вьетнамец, судя по злому взгляду, не понял, а потому вмазал Максу ответку под ребра, быстро и четко, до звезд в глазах.

— Если это твоя женщина, то какого *** ты ее мучаешь, сволота ты! — и дополнил вежливо-болезненный разговор перекрестным ударом в челюсть, пользуясь безрезультатной попыткой Максима подобрать себе достоверное оправдание.

— Дима, не трогай его, ты же его убьешь! — закричала Фрэнки, отталкивая качка, преграждая тому путь, и у Максима потеплело на сердце, но раненое мужское достоинство взбунтовалось.

— Кто еще кого убьет, — процедил он, касаясь ребром ладони саднившей губы, и, отодвинув Фрэнки в сторону, пояснил: — Я тебе, вьетнамец, еще за свой пиджак «спасибо» сказал, зря ты на нем отпечатки оставил.

— Парниша, ты хоть соображаешь, где ты и кто я? — предостерег Сайгон, и в дверях показались здоровый секьюрити и незнакомка со стаканом молока в руке.

— Глянь, — насмешливо обратилась она к охраннику, — прискакал-таки. Ничего такой, да?