Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци

— Нет, — ответил Роберт, — не чувствую. Война в Европе ужасна, и моего брата призвали в армию, но мой дом теперь здесь. К тому же я слишком стар, чтобы меня зачислили. Сожалею, что разочаровал тебя.

— Для меня это не имеет никакого значения, — пожал плечами Лоренс. — Я только немного… удивился, и все. Я полагал, что джентльмену подобало бы поступить именно так. — Помедлив, он добавил: — Вообще-то, «удивился» — слово неподходящее. При данных обстоятельствах.

Роберт едва сдержался, чтобы не нагрубить. Он начинал задумываться, сколько еще он сможет выдерживать эту изнурительную войну. И чего ради обязан ее выносить? Даже если Лоренс будет отсутствовать две трети года, никакие прелести и красоты дома Эллиоттов и никакая видимость внешнего благополучия не способны скрасить дискомфорта и страданий, что ждут Роберта в оставшееся время. Поразмыслив о предстоящих двух годах до совершеннолетия Лоренса, Роберт потихоньку начал подыскивать место для собственного дома.

Телеграмма пришла 7 февраля. ММ собиралась на работу, тщательно застегивая длинное просторное пальто, которое носила, чтобы скрыть живот. Добравшись до офиса, ММ надевала широкий рабочий фартук под предлогом того, что должна защищать одежду, работая в подвалах, где хранились книги и где она проводила теперь много времени, поскольку многие служащие ушли на фронт.

ММ услышала шаги по тротуару, потом по дорожке, потом зазвонил дверной колокольчик, и наконец раздался голос миссис Билл, напуганный, нетерпеливый, зовущий ее. И, словно наблюдая себя со стороны, ММ увидела, как сама спустилась по ступеням, приняла желтый конверт, вскрыла его и прочла совершенно бессмысленные слова: «С прискорбием сообщаем… февраля получено известие… капрал Форд… убит в ходе боевых действий… искренние соболезнования. Помощник госсекретаря».

Она услышала, как сама сказала миссис Билл: «Мистер Форд убит», поднялась по лестнице, закончила одеваться и с совершенно сухими глазами направилась, как всегда, к станции. Она приехала в издательство, вошла к Селии в кабинет, недрогнувшим голосом произнесла: «Джаго убили» — и снова вышла.

И хотя было ужасно, действительно ужасно знать, что она никогда больше его не увидит, что для нее он навсегда потерян, что умер он, возможно, отвратительной смертью, вдалеке от нее, еще хуже было сознавать, что он погиб, уже не любя ее, не желая ее, не желая иметь дитя, зачатое ими в прежней, более счастливой жизни.

— У меня есть мысль предложить Эшингем в качестве пансионата для выздоравливающих раненых, — заявила леди Бекенхем. — Естественно, только для офицеров. Полагаю, что каждый должен внести свою лепту. Некоторые мои друзья вызвались даже водить машины «скорой помощи», что-то вроде того. Я тоже думала об этом. Когда в дела не вмешивается Бекенхем, все решается неожиданно просто. Как ты полагаешь?

— Я полагаю, что, если бы ты отправилась на передовую, война окончилась бы значительно быстрее, — с улыбкой сказала Селия. — И вся немчура разбежалась бы от страха.

— Не шути, я говорю совершенно серьезно. На днях я слышала невероятную историю. Совершенно правдивую. Некая дама по имени Бланш Тирье, жительница Парижа, узнала, что ее муж участвовал в битве на Марне, и решила отправиться туда навестить его. И ей это удалось. Она очаровала капитана, и тот послал солдата сходить за ее мужем. Это говорит о том, чего можно добиться, если по-настоящему захотеть. Однако мне кажется, что здесь я буду не менее полезна. Когда, скажи, ты намерена отправить детей?

— Не знаю, мама. Пока вроде бы не бомбят. Но при первом же свисте они выезжают. Как папа? Доволен штабной жизнью?

— Безмерно. Не могу себе представить, чтобы он делал нечто даже отдаленно полезное, но выглядит счастливым.

— Надо бы пригласить его на обед еще раз, — сказала Селия. — Мне очень неловко оттого, что я так негостеприимна. Но сейчас совсем нет времени: то одно дело, то другое, в общем, не до развлечений. Трудно без Оливера и… — Селия покосилась на свой вздувшийся живот.

— Не тревожься об отце. Он совершенно счастлив. Как ты себя чувствуешь?

— Ой, устала. А так, вполне… Пять месяцев — уже приличный срок, тебе не кажется?

— Не помню, — нехотя ответила леди Бекенхем. — Слава богу, для меня все это уже воспоминания, как мутное пятно. Ты сообщила Оливеру?

— Да. Решила, что так лучше. Чтобы он не узнал от кого-нибудь другого. Он пришел в восторг, хотя немного заволновался, конечно.

— Новости есть?

— Нет, — бодро сказала Селия, — только та, что четыре дня назад он был жив. Это все, что известно. Ты получаешь письмо и думаешь: слава богу, он жив, а потом вспоминаешь, что письмо шло четыре дня и за это время все могло случиться.

— Да, тебе тяжело, — заметила леди Бекенхем. — Я-то знаю, проходила через это. — Они помолчали. — Как ты думаешь, он в последней крупной битве участвовал? Там многие полегли.

— Не знаю, мама. Не думаю. — Сообщения о наступлении на Нев-Шапель и огромных потерях, которыми оно сопровождалось, до смерти напугали ее — в первую очередь потому, что она пребывала в полном неведении, был там Оливер или нет. Это сильно усугубляло ситуацию.

Письма его были решительными и бодрыми, но в них сквозил страх: «Мы целыми днями находимся под воздушным обстрелом, шум просто кошмарный и продолжает звучать в голове по ночам. Моя главная проблема — недосып. Вчера мы брали высоту, получив приказ поддержать другую дивизию. День чудесный, солнце светит, небо голубое, и я поддался вспышке счастья и погрузился в мысли о тебе, когда на нас вдруг обрушился шквал артиллерийского огня замаскированных орудий и снайперов. В сторону грезы. Мы потеряли довольно много бойцов и уже начали прорываться к цели, когда обстрел возобновился — он продолжался всю ночь. Но не тревожься обо мне, дорогая, у меня — ни царапины».

Селия плохо спала, в беспокойных снах она постоянно видела Оливера — искалеченного, мертвого, умирающего или, может быть, отравленного и ослепленного ядовитыми газами. Только работа в издательстве помогала ей сохранять здравый рассудок. Селия трудилась лихорадочно, подолгу, помногу, выполняя работу не только за себя, но и за Оливера, Ричарда Дугласа и Джеймса Шарпа, художественного директора. Эта работа особенно нравилась ей: Селия обладала художественным вкусом, и некоторые обложки, сделанные по ее указанию, были интереснее и ярче, чем все, что «Литтонс» выпускало прежде. Она заменила Джеймса и его помощника двумя умными молодыми женщинами, втроем они работали очень продуктивно. Старшая из двух, Джилл Томас, была большой любительницей модных дамских журналов, она разработала в этом стиле образцы обложек для серии женской беллетристики, и книги с такими обложками расходились, как горячие пирожки.

ММ по-прежнему напряженно работала, курируя все, начиная с бюджета и заканчивая погрузкой и отправкой книг, следила за всем — от поставок до контроля складских запасов. Мысль о том, что на какое-то время ей придется оставить дела, причем уже в недалеком будущем, пугала Селию. Она не представляла, кто может заменить ММ. Правда, та наняла и обучила отличную помощницу, с которой в строжайшей секретности были оговорены условия ее найма, но новенькая ни в коей мере не была заменой ММ.