Логотерапия и экзистенциальный анализ. Статьи и лекции - Виктор Франкл

Исключение из общества стало для меня тяжелым ударом. Еще в той «присяге», которую Хайнц Ансбахер попросил меня подготовить для своего «Международного журнала индивидуальной психологии» по поводу столетия со дня рождения Адлера, я писал (11): «Те, кто его знал, не могли не любить его как человека, а те, кто с ним работал, не могли не восхищаться им как ученым; ведь индивидуальная психология означает коперниканский переворот. Более того, Адлер – предтеча экзистенциальной психотерапии». Итак, я не забыл той пуповины, которая, как и прежде, связывает меня с индивидуальной психологией.

Я даже не сразу забросил индивидуально-психологический журнал «Человек в повседневности» (Der Mensch im Alltag), который издавал в течение года, а моя «любовь» к Адлеру была вознаграждена друзьями из его круга, которые остались верны мне – в первую очередь речь идет об Александре Адлер и Александре Нойере. Как раз в тот период я также решил основать ряд кабинетов для психологического консультирования молодежи, и на призыв поучаствовать в работе этих консультаций откликнулись Лукач, Вексберг, Рудольф Дрейкурс, Ида Лёви и Хильда Крампфлишек, принадлежавшие к числу адлерианцев. Мне вызвались помочь и некоторые представители других направлений психологии: известный фрейдист Август Айхорн, а также Шарлотта Бюлер.

Завершая на этом мои в основном автобиографические предварительные замечания, я хотел бы перейти к конструктивной критике индивидуальной психологии. Для начала повторю то, о чем уже говорилось в первом предложении моей первой книги – «Доктор и душа» (Ärztliche Seelsorge), написанной в 1941 г. и опубликованной в 1946-м (7), а именно: нельзя говорить о психотерапии, не исходя из учения Фрейда или Адлера. Также в первом же абзаце – опираясь на аналогию, предложенную Вильгельмом Штекелем, – я пользуюсь тем, что даже карлик, стоящий на плечах гиганта, может увидеть чуть дальше этого гиганта… Далее я перехожу к доказательству того, что психоанализ и индивидуальная психология не просто дополняют друг друга; индивидуальная психология – это прогресс по сравнению с психоанализом. Тем не менее индивидуальная психология еще не включает в свое представление о человеке полноценную гуманность как таковую, как специфику, как самостоятельное измерение.

Однако что касается «наигуманизма» – наивысшего гуманизма, если можно так выразиться, – логотерапия обладает радикальной самотрансцендентностью и в особенности мотивационно-теоретическим аспектом, а именно фундаментальной ориентацией человека на смысл. Поэтому логотерапия по определению (если не сказать – «по наименованию») используется в рамках смысло-центрированной психотерапии. Такая цель логотерапии «в нынешние времена» может быть тем более актуальна, поскольку современное состояние общества характеризуется господствующим «экзистенциальным вакуумом», как именуем его мы, логотерапевты. Речь идет о смысловой пустоте, преодолеть которую мы можем лишь с помощью учения о смысле, существующего в форме разработанной нами логотеории (10). Само собой разумеется, что экзистенциальный вакуум не всегда является пагубным – не всякий невроз в таком смысле можно считать «ноогенным». При этом речь не идет о том, чтобы объяснять любое самоубийство утратой ощущения смысла жизни. Даже если допустить, что самоубийство действительно было предпринято под влиянием чувства утраты смысла, тяга к такому поступку в определенных обстоятельствах довольно легко преодолевается, если потенциальному самоубийце удается увидеть смысл в своей дальнейшей жизни.

Описанное нами чувство утраты смысла на сегодняшний день является более пагубным, чем чувство неполноценности. Существует десять логотерапевтических тестов (9), при помощи которых это положение убедительно подтверждается эмпирически. Наконец, выясняется, что – вопреки чувству утраты смысла – жизни присуще практически безусловное чувство осмысленности, сохраняющееся буквально в любых ситуациях и обстоятельствах. Этот логотерапевтический тезис получен в результате феноменологического анализа так называемого «дорефлексивного онтологического самопонимания» (10), при этом он подтверждается и подкрепляется на материале как минимум 20 статистических исследований, на опыте тысяч участников экспериментов и сотен тысяч образцов оцифрованных данных.

«Смысл» в логотерапии понимается прежде всего как конкретный смысл, который конкретный человек способен извлечь из определенной ситуации благодаря присущей этому человеку «воле к смыслу». Благодаря этой способности человек оказывается в состоянии исходя из существующей реальности постичь возможность ее изменения либо, если такая возможность действительно отсутствует, измениться сам; именно поэтому даже в страдании, причину которого мы не в силах ни преодолеть, ни устранить, мы созреваем, растем и можем даже перерасти сами себя. Итак, жизнь сохраняет свою потенциальную осмысленность и в экстремальных, и в терминальных ситуациях.

Вы могли бы спросить: если индивидуальная психология не менее последовательно говорит о цели жизни, то в чем же заключается отличие между «целью жизни» и «смыслом жизни»? Иными словами, в чем отличие между конечностью жизни, то есть целеустремленностью, о которой так много говорит индивидуальная психология, и гипотетической смысловой ориентацией, о которой говорит логотерапия? Могу ответить: целеустремленность сводится к внутрипсихической цели, а смысл человеческого существования трансцендирует эту цель. Под самотрансцендентностью человеческой экзистенции понимается, что человеческое бытие предполагает отношение к чему-либо кроме него самого – к делу, которому мы служим, либо к человеку, которого мы любим. Так или иначе человек выходит за рамки себя самого. Напротив, Адлеру «ясно, что быть человеком означает испытывать чувство собственной неполноценности, которое постоянно требует преодоления» (1, с. 55), а Роберту Антоху так же ясно, что «человеческая деятельность служит для того, чтобы действующий человек мог поддерживать чувство собственной значимости» (2, с. 202). Но я при всем желании не могу усмотреть в преодолении моего чувства собственной неполноценности либо в поддержании моего чувства собственной значимости ничего такого, что придавало бы моей жизни смысл, выходящий за пределы моего «Я».

Вольфганг Метцгер в предисловии к книге Адлера «Смысл жизни» (Der Sinn des Lebens) указывает на то, что этот изъян индивидуальной психологии, касающийся самотрансценденции человеческой экзистенции, не только осознавался Фрицем Кюнкелем и даже самим Альфредом Адлером, но и был преодолен на практике уже в 1928 г. Конкретно речь идет о «занятости», которая понимается как «самозабвение». Действительно, попробую объяснить самотрансцендентность на примере глаза, чья зрительная способность предполагает, что он может видеть все вокруг, но только не себя. Точно так человек является собой и человеком как таковым именно в той мере, в какой он способен абстрагироваться от себя и забыть о себе из преданности определенному делу или своим ближним. Противоречащие этому псевдогуманистически-психологические разглагольствования о «самореализации» оказываются обычным очковтирательством – самореализация недостижима напрямую, а всегда представляет собой лишь побочный незапланированный эффект самотрансценденции. Признаюсь вам, что Абрахам Маслоу (15) в своих последних публикациях прямо ссылается на это последнее мое утверждение: «Мой опыт согласуется с мнением Франкла о том, что люди, стремящиеся к самореализации… на самом деле, ее не достигают… я полностью согласен с Франклом в том, что основное предназначение человека заключается в его воле к смыслу» («Журнал гуманистической психологии», Journal of Humanistic Psychology, 1966, 107–112).