Темные Дары. Книга. 2. Огненный город - Вик Джеймс

Боуда ждала его у французских дверей, сложив руки на груди.

– Ты ее не вынесешь на балкон, – сказала она тихо Гавару, прижимавшему Либби к себе.

– Попробуй помешать мне.

– Подумай, – настойчиво продолжала Боуда. – Наша задача сейчас провести четкую границу между нами и ними, показать простолюдинам, что мы лучше их. А какое послание народным массам ты готовишь?

– Боуда, Либби – не послание. Она – моя дочь. Кроме того, я думаю, она поможет простолюдинам полюбить нас. Кто не любит маленьких детей? Только фригидные стервы с куском льда вместо сердца.

Гавар не стал слушать, что ответит жена, и толкнул дверь так сильно, что стекло зазвенело. Он вышел на балкон. Отец с матерью уже были там, и Гавар направился к ним. Сильюн, поставив локти на балюстраду и опершись подбородком на руки, изучал стоявших внизу людей. Дженнер увлекся тем, что приветственно махал им.

Либби тоже начала махать ручкой. Когда Гавар поцеловал ее в щеку, он видел, как Боуда встала рядом с ним, ее холеная рука слегка обвилась вокруг спины Либби. Боуда повернула свое прекрасное лицо к аудитории, сияя безупречной улыбкой. Что бы она ни чувствовала – если она вообще способна была на какие-то чувства, – Боуда всегда знала, какое лицо представить публике. Самообладание этой женщины вызывало ужас.

Ограждения сняли, и под надзором службы безопасности жители Лондона стали теснее прижиматься к Астон-хаусу. Гавар, глядя на море лиц, вдруг вспомнил, как он в прошлом году стоял на балконе в Милмуре перед толпой протестующих. Неприятные воспоминания. Как потом выяснилось, беспорядки в Милмуре были организованы Мейлиром Треско.

Мейлир решал проблему своим способом.

Уиттем Джардин – своим.

Неужели в этом противостоянии третьего не дано?

Гавар вспомнил крик женщины и как ее друг метнул самодельное копье в супервайзера. Он вспомнил, как бывший крутой спецназовец приказал открыть огонь на поражение. Как люди падали под пулями, но продолжали идти на них стеной, и он понимал тогда, что они не остановятся. Он вспомнил, как крикнул: «Нет!» – и его Дар волной прокатился по площади Милмура, укладывая бунтовщиков на землю.

Гавар поступил правильно – все тогда так говорили. Он не только предотвратил кровопролитие, но и преподал урок простолюдинам, чтобы знали свое место. Так говорила супервайзер города рабов. И его отец. Гавар вспомнил, как он бросал в лицо Лие, когда были исчерпаны все аргументы, эту фразу, что она должна знать свое место.

Гавар посмотрел на дочь, которую оставила ему Лия. Где место Либби? Здесь, среди Равных, или там, с простолюдинами? В этом мире только двух вариантов у его малышки не было места. Он погладил ее мягкую, румяную щечку.

И молниеносно сунул ее в руки крайне удивленной Боуды – в них что-то летело! Гавар поднял руки, и его Дар непроизвольно вырвался наружу, как тогда в Милмуре. Тугой поток Дара поймал летящий объект, поднял его выше, окутал и сильно сжал.

Бомба – мозг Гавара наконец идентифицировал объект – взорвалась внутри потрескивающей сферы его Дара. Звук взрыва был приглушенным, но от неожиданности показался громоподобным, и от ударной волны мгновенно повысилось давление воздуха. Черный дым судорожно клубился, загнанный силой Дара Гавара в ограниченное пространство.

Внизу в толпе послышались крики, но Гавар услышал лишь пронзительный, испуганный плач дочери. Бомба предназначалась для всей семьи. Она застала всех врасплох, и защитный рефлекс Дара не успел бы включиться, чтобы спасти их, поэтому бомба была куда более смертоносной, чем взрыв Восточного крыла Кайнестона.

Кто ее бросил? Гнев Гавара разрастался, казалось, вот-вот взорвется, как бомба, поглотив его раскаленным шаром огненной ярости. Дар горел в его венах, и он зажмурился от боли.

Когда Гавар снова открыл их, мир был другим.

Все замедлилось. Увеличилось. Звуки долетали до его ушей искаженными. Единственной четкой точкой в этом деформированном мире был сам Гавар.

Его сердце бешено колотилось. Сенсорная система работала на пределе, так что голова раскалывалась. Глядя на толпу, он видел морщинки в уголках глаз женщины, находящейся в сотнях метров от него, и слежавшуюся в этих складочках пудру. Он видел, что борода мужчины, стоявшего рядом с ней, у корней темная, а на кончиках рыжеватая.

Гавар не видел точку, откуда прилетела бомба. С какого расстояния человек мог ее бросить? Он определил возможный радиус. Позволил сознанию расшириться и выбрать траекторию полета бомбы.

Точка найдена.

Он увидел бегущего мужчину. Ничего подозрительного в этом не было. Многие бежали, кричали в панике, звали близких. Странно изменившаяся слуховая сенсорная система Гавара воспринимала эти звуки как отраженное в пустоте эхо.

Но этот мужчина отличался от обычных зевак. Гавар видел пот у него на лбу. Он наблюдал, как влага просачивалась сквозь поры, собиралась в каплю, капля срывалась и катилась по виску вниз. На руках у него были легкие хлопчатобумажные перчатки. К одной из них прицепилось несколько тонких зеленых ниточек. Рюкзак из такой же зеленой ткани был брошен под деревом в нескольких сотнях метров.

Гавар перепрыгнул через балюстраду – сущий пустяк для Равного, – приземлившись, он пустился догонять убегавшего мужчину. Смешавшаяся в хаосе толпа ему совершенно не мешала, – казалось, он бежит через галерею статуй.

В центре Грин-парка Гавар догнал его. Погоня длилась считаные минуты.

Гавар, как настоящий регбист, плечом – несколько лет во втором составе мужской команды Оксфорда не пропали даром – на большой скорости налетел на убегавшего и почувствовал, как ноги мужчины сломались в четырех – шести – девяти местах, когда он обхватил руками его колени. Как только мужчина упал, Гавар ударил его один раз – слегка, насколько мог сдержать себя, – человек с расколотым черепом вряд ли что-нибудь расскажет. Он услышал, как мозг мужчины ударился о кости черепа и перевернулся, а потом еще раз перевернулся.

И Гавар потерял сознание.

Когда он пришел в себя и открыл глаза – мир вокруг был серым. Гавар не понимал – он повредил зрительный нерв? Или у него развилась катаракта, пока он пребывал в отключке? Голоса, которые кружились вокруг него, были слишком быстрыми, слишком высокими, напоминали птичий щебет.

Он провел ладонями по лицу и застонал. Он лежал на кровати, под головой ворох подушек.

– Либби… – произнес Гавар, вспомнив, как его Дар мерцающим сиянием поглотил взрыв бомбы, не позволив ей погубить его ребенка и всю семью.

– Она в полном порядке и ждет, когда папа проснется, – сказал твердый, тихий голос. – Она не могла поверить, что ее папа умеет так быстро бегать, но он немножко устал и прилег отдохнуть.

Гавар напряг зрение. Дейзи. Девочка-простолюдинка стояла в углу комнаты. Она широко улыбнулась Гавару, словно он преподнес ей самый лучший в мире подарок.

И Гавар с удивлением понял, что он, сильный и здоровый, и есть лучший подарок для девочки.