Ганзейцы. Савонарола - Оскар Гекёр

что если у господина секретаря нет собственного хорошего состояния, то и женитьба его состояться не может.

Из всей этой речи одно было ясно секретарю, что мейстер Детмар, очевидно, весьма желал его брак расстроить... Он был твёрдо уверен в том, что этим требованием отдалит от дочери неприятного ей жениха. Тем неприятнее было отцу услышать, когда секретарь ответил ему:

— По счастью, я имею возможность удовлетворить ваше желание; я обладаю достаточным состоянием, которое даёт мне возможность завести домик не хуже других и прожить безбедно даже и в том случае, если бы у меня было отнято моё секретарское жалованье.

Мейстер Детмар едва мог подавить в себе досаду, однако же добавил:

— Нынче, знаете ли, такие времена, что приходится быть со всеми осторожным; а потому я желал бы сначала собственными глазами видеть, что у вас есть, и тогда уже окончательно дать своё согласие на брак дочери.

— Извольте, — сказал секретарь, — я и на это согласен. Сегодня же отпрошусь в отпуск у г-на Стеена, как исправляющего должность бюргмейстера, так как всё, что я имею, хранится у меня не здесь.

— Хорошо, так и поступайте, — отвечал мейстер Детмар, которому слова секретаря не внушали особого доверия. На том он и распрощался с будущим зятем.

ХХХIII

В западне

Но мудрёно было сказать — удастся ли этим путём мейстеру Детмару отделаться от неприятного ему претендента? Секретарь действительно взял краткосрочный отпуск, ссылаясь на то, что ему нужно было побывать в Фальстербо. Госвин Стеен разрешил ему отпуск, но при этом не упустил случая поставить ему на вид его клеветнические проделки по отношению к Яну и Ганнеке. Беер старался всеми способами себя извинить и оправдать, но при этом путался в таких противоречиях, что Стеен пришёл к несомненному убеждению: «Этот плут должен был знать о существовании документа в книге!» Однако же он скрыл это подозрение в душе своей, и Беер, воображая себе, что старый купец поверил его оправданиям, направился к гавани.

Там кипела такая деятельность, такое оживление, каких и прежде не видано было. Сверх множества купеческих судов, которые беспрестанно приходили и уходили, туда прибывали почти ежедневно различные суда, захваченные ганзейцами у неприятеля. Они прибывали не только с богатой добычей, но и с множеством пленных. Сверх всего этого, готовилось к отплытию множество рыболовных судов, спешивших к шоненским берегам на лов сельдей, так как сношения с Шоненом были снова восстановлены и новый шведский король Альбрехт щедрой рукой подтвердил и даже расширил для своих союзников-ганзейцев все их привилегии, которые были так недобросовестно нарушены хищническими захватами аттердага. Могущество Дании было не только там, но и всюду поколеблено, и оставалось только вопросом времени, когда удастся ганзейцам пожать плоды своих побед, заключив прочный и выгодный для них мир.

Большие и малые суда почти ежечасно отбывали на Шонен; на одном из этих судов отправился туда секретарь Беер, а на другом отплыли наши приятели — Ганнеке и Ян. Оба отправлялись на Шонен, вновь принятые на службу фирмою «Госвин Стеен и сын», щедро награждённые хозяином и поставленные в очень выгодное положение на время шоненской сельдяной ярмарки, которая в нынешнем году, впервые после значительного перерыва, должна была открыться в обычное время и обещала быть необычайно оживлённой. При этом Ганнеке и Яну дано было хозяином и тайное поручение — зорко наблюдать за секретарём и неотступно следить за каждым его шагом.

При помощи шурина Шрёдера, который опять занял на Шонене своё прежнее положение, они, все трое, принялись за самое точное выполнение данного им тайного поручения. Днём следил за Беером береговой сторож, а ночью — отец и сын Ганнеке, между тем как почтенный секретарь даже и не подозревал о назначении за ним такого бдительного дозора.

Чудесный июльский вечер, удивительно тёплый и тихий, опустился над Шоненом. По ту сторону замка Фальстербо простирался обширный лес, манивший в прохладу своей тёмной зелени, которая очень красиво перемежалась большими серыми валунами, поросшими вековым мхом. Под тенью этого леса, в стороне от шума и движения, оживлявшего Шонен во время ярмарки, приютился какой-то одинокий и невзрачный домик. Туда, под покровом вечерней мглы, и направился секретарь Беер. Около изгороди, окружавшей дом, его уже ожидала какая-то женская фигура, и, когда он тихонько шепнул ей на ухо своё имя, она сказала:

— Отец приехал. Ступайте в горницу.

Беер последовал её указаниям. Несколько мгновений спустя он был уже в горнице и беседовал с Нильсом.

— Вы уж лучше и не оглядывайте моего здешнего помещения, — сказал шпион Бееру, который с некоторым любопытством оглядывал голые стены комнаты. — Здесь всюду такая бедность, что мне, право, даже совестно вас так принимать. Но мне только и осталось, что скрыться сюда, потому что ваши земляки всюду гнались за мною по пятам. Они заставили меня бежать и с Зеландии, и я только каким-то чудом спасся от плена.

— Ну, а что же аттердаг? — спросил секретарь. — Разве у вас нет никаких о нём известий?

— Сколько мне известно, он из Пруссии отправился в Прагу, — мрачно отвечал Нильс. — Император Карл вернулся туда из Италии, и Вольдемар возлагает надежды на его помощь именно теперь.

Секретарь пожал плечами и взглянул на Христину, дочь Нильса, которая склонилась в стороне над ткацким станком.

— Ну, а Торсен? — спросил Беер после некоторого молчания.

— С той самой ночи, когда он так необъяснимо исчез, я о нём и не слыхивал.

— Это весьма неприятно слышать, — отвечал Беер, — потому что мне необходимы обещанные деньги.

Нильс в ответ на это только плечами пожал.

— Надо же что-нибудь предпринять, — продолжал секретарь с досадой, — благодаря тем любезностям, которые я вам оказывал, я, кажется, должен буду лишиться моей должности.

— А что? Разве премудрый любекский городской совет, наконец, добрался и до вашей проделки?

— Не то чтобы добрался, а так, имеет в отношении меня некоторые подозрения, — отозвался Беер, придавая чертам лица своего выражение весьма хмурое и суровое.

— Да, да! Так-то вот и всё на свете! — заметил мимоходом Нильс. — Ведь если бы, например, всё исполнилось по моему желанию, то я бы теперь был просто богачом. И ведь сколько я рисковал, а вот приходится и мне себя стеснять, как и всем другим.

Глаза Беера загорелись ненавистью.

— Если вы полагаете, — начал он слегка дрожащим