Дом Цепей - Стивен Эриксон

Весь день спутники карабкались по крутому каменистому склону. Сильгар был ещё жив, иногда даже приходил в себя, его лихорадило. Чтобы не шумел, теблор заткнул натию рот кляпом и нёс его на плече.

Незадолго до наступления сумерек беглецы достигли вершины и оказались у юго-западного склона. Извилистая тропа вела к окутанной тенями равнине. На самом гребне спутники присели передохнуть.

— Что там впереди? — спросил Карса, бросив Сильгара на землю. — Я ничего не вижу, кроме песчаной пустоши.

— Верно, — благоговейно проговорил самигородец. — А в сердце её ждёт та, которой я служу. — Он взглянул на Карсу. — Думаю, она заинтересуется тобой… — Человек улыбнулся. — Теблор.

Карса нахмурился:

— Что смешного ты нашёл в имени моего народа?

— Смешного? Скорее ужасного. Фенны давно пали, утратили прежнюю славу, но они хотя бы помнят своё древнее имя. Вы даже это забыли. Ваш народ бродил по земле, когда т’лан имассы были ещё живой плотью. От вашей крови родились баргасты и трелли. Ты — теломен тоблакай.

— Этих имён я не знаю, — прорычал Карса, — как и твоего, нижеземец.

Человек вновь перевёл взгляд на тёмную пустошь внизу.

— Меня зовут Леоман. А ту, которой я служу, Избранную, к которой я приведу тебя, зовут Ша’ик.

— Я никому не служу, — заявил Карса. — Эта Избранная живёт в пустыне?

— В самом её сердце, тоблакай. В самом сердце Рараку.

Дюжий солдат одним пинком выбил хлипкую дверь и растворился во мраке за порогом. Остальной взвод последовал за ним. Изнутри послышались жалобный треск мебели и крики.

Гэмет взглянул на командира Блистига.

Тот пожал плечами:

— Ну да, было незаперто. Таверна же, в конце концов, хотя такое почётное звание этой дыре можно присвоить только с большой натяжкой. Но даже и так — всё годится, чтоб достичь цели.

— Ты не понял, — ответил Гэмет. — Я просто поверить не могу, что твои люди нашли его здесь.

Крупные, широкие черты лица Блистига дрогнули.

— Да что там, Кулак, других и в местах похуже вылавливали. Вот что бывает… — он покосился в сторону улицы, — … из-за разбитого сердца.

Кулак. Это звание всё ещё долбит мне печёнку, словно голодная ворона. Гэмет насупился.

— У Тавор нет времени на солдат с разбитым сердцем, командир.

— Глупо было надеяться, что она просто приедет сюда и раздует огонь из углей мести. Не выйдет раздуть огонь в холодном пепле, но не пойми меня неправильно, — я ей желаю доброй удачи Опоннов.

— От тебя ждут большего, — сказал Гэмет сухо.

В это время дня улицы были совершенно пустынны, жара стояла изнурительная. Но и в другие часы Арэн был не таким, как прежде. Торговля с севером прекратилась. Не считая малазанских боевых кораблей и транспортов да нескольких рыбачьих лодок, гавань и устье реки пустовали. «Вот он, — подумал Гэмет, — раненый город».

В дверях таверны возникли солдаты. Они тащили за собой слабо упиравшегося старика в тряпье. Тот был перепачкан блевотиной, редкие волосы висели седыми нитями, пятнистую кожу покрывала серая грязь. Ругаясь из-за вони, Арэнские стражники торопливо поволокли свою ношу к повозке.

— Чудо, что мы его вообще нашли, — сказал командир. — Я и вправду думал, что старый ублюдок взял да и утопился.

Забыв на миг о своём новом звании, Гэмет развернулся и сплюнул на мостовую.

— Паршивая ситуация, Блистиг. Но сделать вид, что есть хоть какие-то войсковые правила — дисциплина, Худ меня подери! — можно было?..

Тон Гэмета заставил командира напрячься. Стражники у задка повозки как один обернулись на его слова.

Блистиг шагнул к Кулаку.

— Слушай меня — и слушай внимательно, — тихо процедил он. Шрамы на щеках командира дрогнули, во взгляде сверкнуло железо. — Я стоял на треклятой стене и смотрел. Как и все мои солдаты. Пормкваль метался туда-сюда, будто кастрированный кот. А ещё историк и эти двое виканских детей, которые просто выли от горя. Я смотрел — мы все смотрели, — как Колтейна и солдат Седьмой перебили у нас на глазах. И будто этого мало, Первый Кулак вывел свои войска за стену и приказал им сложить оружие! Если бы один из моих капитанов вовремя не доложил, что Маллик Рэл служит Ша’ик, Арэнская стража погибла бы вместе с остальными. Войсковые правила? Да катись ты к Худу со своими войсковыми правилами, Кулак!

За всю тираду командира Гэмет ни разу не шевельнулся. Уже не впервые он был свидетелем вспышек гнева Блистига. Кулак чувствовал себя будто в осаде с тех самых пор, как прибыл сюда вместе с Тавор и был назначен посредником между адъюнктом и выжившими во время «Собачьей цепи» — с теми, кого привёл историк Дукер, и теми, кто ждал их в городе. Едва прикрытый приличиями гнев прорывался наружу снова и снова. Сердца были не просто разбиты — они были раздроблены, разорваны на куски, растоптаны. Надежда Тавор — возродить боевой дух выживших и использовать их местный опыт для укрепления своей армии новобранцев — с каждым днём казалась Гэмету всё более несбыточной.

Было также ясно, что Блистига совершенно не заботит тот факт, что Гэмет ежедневно отчитывается перед адъюнктом и, соответственно, может передать его высказывания в самых неприглядных деталях. И командиру очень повезло, поскольку Гэмет пока ничего не говорил адъюнкту о его словах, соблюдая при докладах предельную краткость и сводя личные наблюдения к минимуму.

Выслушав слова Блистига, Гэмет лишь вздохнул и подошёл к повозке, чтобы взглянуть на лежавшего на днище пьяного старика. Солдаты отступили на шаг — будто Кулак был заразен.

— Значит, — процедил Гэмет, — это и есть Прищур. Человек, убивший Колтейна…

— Он был милосерден, — огрызнулся один из стражников.

— Да только сам Прищур, похоже, так не думает.

Ответа не последовало. Блистиг встал рядом с Кулаком.

— Ладно, — сказал он своему взводу. — Заберите его, почистите — и под замок.

— Есть, сэр.

Мгновением позже повозка покатилась прочь.

Гэмет снова повернулся к Блистигу:

— Если ты наивно рассчитываешь, что тебя разжалуют, закуют в железо и отправят в Унту с первым же кораблём, — ничего не выйдет, командир. Ни адъюнкт, ни я ни капли не интересуемся твоей нежной душой. Мы готовимся к войне: вот для неё ты и нужен. Ты — и каждый из твоих кисломордых солдат.