Игра в имитацию - Мила Гусева

преодолевает все лестничные пролёты и возвращается в приёмное отделение. Здесь по-прежнему настолько многолюдно, что никто даже не смотрит в её сторону — оказывается, со спектакля Энид прошло совсем немного времени, даже солнце не успело полностью опуститься за горизонт. Зато по внутренним ощущениям минула целая вечность.

Кстати, об Энид.

Блондинки нигде не видно, и Уэнсдэй решает набрать её номер — но телефон не отзывается на нажатие кнопки блокировки. На чёрном экране на пару секунд появляется индикатор разряженного аккумулятора, а потом дисплей полностью гаснет. Очевидно, связаться с соседкой или вызвать такси не получится.

От Массачусетской клиники до университетского кампуса идти пешком не меньше часа, но это даже к лучшему — ей жизненно необходимо проветрить голову и хотя бы попытаться привести в порядок спутанные мысли.

Опавшие листья приятно хрустят под ногами, город утопает в мягких осенних сумерках, шумные улицы понемногу пустеют. Ночной Бостон нравится Аддамс гораздо больше дневного — после заката становится меньше людей, меньше давящего на барабанные перепонки монотонного гула, меньше бестолковой окружающей суеты.

Она никуда не торопится.

Покупает тройной эспрессо навынос в крошечной кофеенке с незнакомым названием, успевает зайти в Кембриджский антикварный магазин за двадцать минут до закрытия, присмотреть там парочку занимательных предметов в комнату, и даже делает небольшой крюк, чтобы прогуляться по парку Линкольн.

Температура воздуха едва ли превышает десять градусов, но Уэнсдэй это нравится — свежий уличный воздух уже отдаёт скорыми заморозками и приятно пощипывает разгорячённые щёки, возвращая ясность ума.

Понемногу становится совсем темно.

Приходится слегка ускорить шаг, чтобы успеть подготовиться к завтрашним занятиям. За прошедшие два дня она не прочитала ни строчки из учебников, и теперь настала пора нагонять пропущенный материал. Перспектива получить диплом с отличием призывно маячит на горизонте, отказываться от такого нельзя.

Уже на подходе к Гарварду Аддамс решает сократить путь через Ирвинг Террас — крохотный короткий перешеек с одинаковыми безликими домиками. Здесь почти не горят фонари, если не считать одного-единственного в самом конце переулка. В голове проносится мимолётная мысль, что она поступила чрезвычайно глупо, оставив рюкзак с остро заточенным отцовским подарком в своей комнате — разгуливать по улицам без ножа сродни самоубийству. Впрочем, шанс наткнуться на серийного маньяка именно сейчас чертовски мизерный.

Но когда позади вдруг раздаётся странный шорох, Уэнсдэй резко оборачивается и рефлекторно принимает оборонительную позу, готовясь отразить удар. И тут же закатывает глаза, досадуя на себя за внезапно обострившуюся мнительность — источником шума оказывается бродячая собака, которая копается в мусорном баке в поисках еды.

Oh merda, как можно было вздрогнуть от подобной ерунды? Расследование явно обострило у неё паранойю.

А долю секунды спустя Аддамс снова вздрагивает всем телом — потому что правую ногу повыше колена неожиданно простреливает уколом резкой боли. Она машинально опускает растерянный взгляд вниз.

Oh merda.

Трижды.

Десятикратно.

Стократно.

Даже в окружающей темноте на фоне чёрных джинсов ярко выделяется красный наконечник шприца от дистанционного инъектора.

Уэнсдэй едва успевает подумать, что маньяк действительно выбрал очень ловкий метод, чтобы похищать жертв абсолютно бесшумно — а потом мышечный релаксант начинает действовать в полную силу, веки опускаются, конечности становятся ватными, и она безвольно оседает на грязный асфальт.

========== Часть 14 ==========

Комментарий к Часть 14

Саундтрек:

Rialto — Monday Morning 5.19

Приятного чтения!

Чертовски хочется пить.

В горле воцарилась самая настоящая Долина Смерти, словно Уэнсдэй крепко перебрала дешёвого пойла на студенческой вечеринке. Мучительная жажда и катастрофически сильное желание сделать хотя бы крошечный глоток воды становится первым катализатором, который помогает запустить цепочку нейронных реакций в одурманенном мозгу.

Следом приходит боль.

Неприятная тянущая боль от затекших в неудобной позе мышц, скованных выпущенным издалека релаксантом.

Аддамс инстинктивно пытается пошевелиться, на пробу дёргает руками, которые сейчас кажутся совершенно ватными, сжимает ладони в кулаки — и постепенно к ней возвращается слух. Звон лязгнувшего металла доносится словно сквозь плотную толщу воды, после чего надпочечники начинают активно выбрасывать в кровь адреналин, сердцебиение моментально ускоряется, и все прочие органы чувств наконец-то запускаются в полную силу. Обонятельные рецепторы улавливают душный затхлый запах давно нестиранного постельного белья, по глазам бьёт яркий свет желтоватой электрической лампочки, а в голове взрывается калейдоскоп смутных воспоминаний.

Она шла в кампус университета.

И практически добралась до цели.

Если бы не вонзившийся в ногу шприц с конской дозой проклятого мышечного релаксанта.

Oh merda.

Трижды.

Десятикратно.

Стократно.

Приходится несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать рассеянный взгляд — а потом Уэнсдэй с усилием приподнимает голову, чтобы осмотреться по сторонам. Она лежит ничком на металлической кровати, застеленной некогда белыми простынями, которые давно утратили первоначальный оттенок и пожелтели от старости. Затёкшие запястья закованы в наручники с длинной цепью, прикреплённой к ржавым прутьям низкого изголовья.

Прежней одежды нет — вместо свитера и джинсов на ней надета убогая пуританская ночнушка в мелкий цветочек, чем-то напоминающая больничную сорочку с завязками на плечах.

Правое бедро, куда вонзился злополучный шприц, до сих пор кажется онемевшим. Каждое движение даётся с титаническим трудом, мозг и тело ещё не до конца отошли от действия мощного препарата.

Oh merda. Она в клетке.

И вовсе не в фигуральном смысле, а в самом буквальном — низкая койка стоит аккурат посреди просторной клетки с низким бетонным потолком, похожей на загон для животных в зоопарке. Окон здесь нет, и единственным источником освещения является одинокая лампочка в узком коридоре по ту сторону решётки. По всей видимости, это помещение является неким подобием бункера — и он наверняка находится глубоко под землёй.

Худшего расклада и вообразить нельзя.

— Эй… — откуда-то сбоку доносится тихий женский голос. — Слышишь меня?

Шестерёнки в затуманенном мозгу вращаются предательски медленно — и лишь теперь Аддамс замечает, что она здесь не одна.

Ну разумеется. По обе стороны расположены ещё две точно таких же клетки с толстыми металлическими прутьями и одинаковыми кроватями… И они обе заняты.

На левой койке спиной к Уэнсдэй, свернувшись клубком и укрывшись видавшим виды одеялом, лежит темноволосая девушка — давно нечёсаные каштановые пряди со множеством колтунов спадают до самого пола.

Аддамс не нужно видеть лицо пленницы, чтобы догадаться, кто это — слишком уж знакомым кажется оттенок волос. Пропавшая в прошлом году Клеманс Мартен и по совместительству непутёвая младшая сестра лжепрофессора.

А в клетке справа прямо на грязном бетонном полу сидит Дивина Флоренс, которая взирает на Уэнсдэй с нескрываемым сочувствием на округлом личике с ввалившимися щеками. Её тонкие руки тоже крепко связаны, но вместо толстой цепи наручников на