Масштабная операция - Валерий Рощин

Мылись по очереди. А потом…

Потом, выйдя из ванной комнаты, Гросс ошарашено уставился на Анжелу, с трудом признавая в ней бывшую ученицу… За три месяца он привык видеть ее в бесформенном брючном костюме цвета хаки, а ныне перед ним у настенного зеркала в небольшой прихожей номера стояла юная красавица. С роскошными, распущенными, темно-каштановыми волосами; в легкой замшевой курточке, небрежно наброшенной поверх белоснежной блузки; в обтягивающей бедра юбке и в туфельках на высоченном каблуке. Фигурка у юной девушки оказалась просто идеальной…

Оправившись от шока и взяв ненужные отныне ранцы с их старым шмотьем, он выдавил:

— Пойдем. У нас мало времени…

Спускаясь по узкой лестнице в гостиничный холл, и беспрестанно изумляясь, Стас пытался осмыслить: «откуда в деревенской девчонке, проведшей всю недолгую жизнь пусть и рядом с райцентром, понятия о вкусе, красоте, манере одеваться?.. Ерунда! Совпаденье. Случайность…»

Все тот же портье облегченно вздохнул и проводил постояльцев понимающим взглядом — практика съема номеров на два-три часа парами противоположного пола прижилась и в здешнем полутораэтажном «Метрополе». Пожалуй, только одно обстоятельство вызывало у него очередное недоумение: при первой встрече от этих странных клиентов за версту несло костровым дымом и прочими «ароматами», сопутствующими нелегкой экстремистской жизни. Теперь же, одетый с иголочки молодой человек вкупе с грациозной спутницей продефилировали мимо, обдав гостиничного служащего благоуханиями отнюдь не дешевых французских духов и туалетной воды…

Избавившись от ранцев, они прибыли на железнодорожный вокзал за полчаса до отправления поезда. Купив один билет до Нальчика, и незаметно от чужих глаз затолкав в левый карман новой куртки Ясаевой толстую пачку зеленоватых соток, Станислав, едва сдерживая улыбочку, спросил:

— Ты уж прости за мое любопытство, но зачем ты тащишь с собой гранату?

— На всякий случай… — неопределенно пожала она плечами.

— Кончились, милая, «всякие случаи». Привыкай к мирному бытию — без гранат, оружия и насилия. Где она?

— В правом кармане.

Молодой человек так же незаметно конфисковал из указанного кармана опасную штуковину и спрятал ее внутрь собственной куртки.

Перед тем, как окончательно расстаться, они стояли на перроне — недалеко от нужного вагона, и Гроссмейстер приглушенным голосом снабжал ее важными рекомендациями:

— Свое пребывание в учебном лагере эмира Шахабова вычеркни из автобиографии навсегда. Забудь, как кошмарный сон. По приезду в Нальчик сразу разыщи отцовского друга. Особо его не пугай, но объясни ситуацию и попроси не сообщать о тебе никому: ни родственникам, ни знакомым, ни соседям.

— Хорошо… — послушно отвечала она.

То обстоятельство, что девушка давно перестала быть подопечной инструктора рукопашного боя, отчего-то все равно не позволяло ей раскрепоститься и держаться с ним смелее. Она по-прежнему смущалась, ловя на себе его взгляд, и терялась, когда тон бывшего наставника становился сухим…

— Деньгами не сори, на счет в банк не клади, спрячь их в укромном месте. Баксов я тебе ссудил достаточно — хватит и на учебу и на несколько лет спокойной жизни — без выпендрежа…

— А если мной все-таки заинтересуются… Местные органы или другие службы, что делать? Где тебя искать? — несмело, с нотками грусти в голосе вопрошала Анжела.

— Все документы у тебя в порядке. А меня ты не найдешь… — равнодушно отвечал спецназовец. — Постарайся в первое время вести себя тихо и осторожно, не вызывая ни у кого лишних подозрений. Мне предстоит завершить пару дел в России, после чего я исчезну навсегда.

Она промолчала и отвернулась…

Торбин хотел озвучить еще какой-то жизненно важный совет, да вдруг запнулся — с ее нижних ресниц сорвалась слеза и покатилась по щеке. Капелька замедлила движение на славной ямочке, потом скользнула дальше и упала на белый воротничок блузки…

Почему-то только сейчас в его голове произошла запоздавшая подвижка мыслей, позволившая, наконец, увидеть в ней вовсе не вздорного курсанта-добровольца, некогда искавшего счастья в компании ваххабистов и смертников, а обычную девушку. Очень красивую девушку…

Скоро над перроном прогрохотало объявление об отправлении поезда, а проводник вагона настоятельно попросил пассажиров занять свои места. Пока отъезжающие толпились у входа в тамбур, Анжела покусывала нижнюю губку, затем вдруг заторопилась и, сбиваясь от этой торопливости с нужной мысли, стала приглушенно говорить:

— Я давно хотела тебе сказать… Если не сознаюсь в этом, потом мне будет ужасно стыдно. Там, в лагере, со мной несколько раз тайно беседовал Губаев — настойчиво расспрашивал о тебе и пытался выяснить: о чем мы с тобой разговариваем, какие ты задаешь вопросы, чем интересуешься… Я ничего плохого про тебя не говорила. Ни слова… Кажется, мы оба с ним догадывались, что ты не тот за кого себя выдаешь, но он нуждался в доказательствах, в подтверждениях… Он даже предлагал большие деньги. Только советник никогда бы от меня не услышал того, что хотел!.. Понимаешь?.. Никогда и ни за что!..

Тронутый этим запоздалым, неожиданным и по-детски прямолинейным признанием, капитан вспомнил ту короткую реплику, мимолетно произнесенную девушкой на поляне среди кедров, когда она опустила направленный в его грудь автомат. «Я догадывалась, чем все закончиться…» — обмолвилась тогда Анжела. Он же не придал тихим словам должного значения…

Станислав обнял и прижал ее к себе. Позабыв о времени, они стояли так несколько минут. Все пассажиры давно прошли в вагон, и в дверном проеме одиноко маячил пожилой железнодорожник, изредка взиравший на молодых людей и дивившийся совпаденью: парочка никак не могла проститься, а бригада машинистов, словно в угоду им, задерживала отправление состава.

Он гладил длинные волосы девушки, чуть касаясь ладонью ее плеч и нежной шеи. Затем, наклонившись, прикоснулся губами к ямочке на мокрой щеке.

— Нет… прошу, не надо так… — дрожащим голосом сказала она и, приподнявшись, сама поцеловала его в губы. Пряча полные слез глаза, прошептала: — прощай…

Анжела повернулась и решительно направилась к стоявшему на верхней ступеньке проводнику, унося в своем сердце бурю самых противоречивых чувств. Она была расстроена и растрогана, взволнована и успокоена, рассержена и влюблена…

Помогая ей подняться в тамбур и подавая тяжелую сумку с продуктами и вещами, купленными в дорогу, Торбин не сказал больше ни слова. Пройдя вдоль вагона, он видел, как девушка появилась в купе, потом приникла к стеклу и долго стояла, неотрывно глядя на него до тех пор, пока поезд не набрал ход…

В один из майских вечеров со стороны Витебского вокзала Санкт-Петербурга, к станции метро неспешно шел молодой мужчина лет двадцати восьми. На нем были новые черные джинсы и, несмотря на теплую погоду, кожаная и такая же черная куртка. Глаза скрывались за узкими темными очками, а лицо обрамляла недельная щетина. В левой руке пешеход нес пластиковый кейс.