Император желает жениться - Татьяна Раннерс

Но все это стало неважно, как только я увидела Его. Море! Неспокойное и сумрачное, как грозовые тучи. Как умопомрачительно оно пахло! Забывшись, я почти бегом кинулась к краю причала, чьи потемневшие доски жадно облизывали гребни высоких волн. Всей грудью вдыхала воздух и не могла надышаться. Пробовала на вкус солоноватые губы и почти с удовольствием ощущала, как тяжелеет, набираясь влагой, моя коса.

Я опустилась на корточки и свесила руку с края причала. Воззвала и… едва сдержалась, чтобы не завизжать от восторга. Ледяная вода окутала ладонь, будто в приветственном рукопожатии. Море, пусть чужое и холодное, откликнулось на мой призыв! Говорить — не говорило, но и не чуждалось.

— Что скажешь? — прозвучало над головой.

Я вздрогнула и чуть не свалилась с мостика в пучину. Зато вернулась к действительности и резко выпрямилась рядом с Рином. На причале мы были вдвоем. Сколько он так простоял за моим плечом?

— Скажу, что надо начинать, покуда еще не штормит, — отвечала, смутившись своих порывов.

Не так должна сильная колдунья со Стихией обращаться — уж точно без детских восхищений и упоения. Я призвала свои чувства к порядку и деловито огляделась. Ага. Справа вдалеке бурлил своей жизнью небольшой торговый порт, лишь ветер доносил обрывки криков, лязг и грохот. А посреди залива, аккурат перед нами раскачивалась на волнах старая негруженая баржа. Ее-то и полагалось опрокинуть, пока штормовые волны без меня не одолели хлипкое суденышко.

Я медлила. Сердце вздрагивало от волнения, а ладошки вспотели, несмотря на промозглый холод. Опустила голову и с сомнением спросила:

— А если я не справлюсь?

— Что ж, — отозвался император, — я стану любить тебя чуточку меньше.

Я вскинула на него пораженный взгляд. Смеется надо мной, должно быть. И правда, широко улыбался:

— Шучу, — заверил Рин и враз посерьезнел, — меньше любить точно не стану.

Он смотрел на меня внимательно, ожидая чего-то, а я растерялась. Мне никто доселе в любви не признавался. Множество раз представляла, как мог бы то же сказать Николас, но так и не довелось услышать наяву. А вот от императора, пусть мы целовались, и он расположение свое завсегда выказывал, все равно не ожидала. И что теперь? Должна ли я на влюбленность Рингарда ответить? Или хотя бы уверить, что и мне он небезразличен… Усилием воли напомнила себе, что меня «чужая любовь ни к чему не обязывает». Сразу сделалось мне спокойнее, радостнее, а еще лестно, что я столь ярких чувств оказалась достойна.

— Спасибо, — выдохнула, несмело улыбнувшись.

Я в самом деле была очень благодарна за его страсть, от которой сердцу становилось сладостно, будто медом облили. Получив чуть насмешливый, но все же ласковый взгляд и ободряющий кивок в ответ, поняла, что пришло время действовать. Два дня я думала-размышляла, как все должно произойти, и решила: прикажу наотмашь потопить корабль, и все тут! Главное — не дрогнуть, не выказать сомнения.

Зажмурилась, сжала кулаки, зубы сцепила и вылилась всем естеством в одну четкую мысль: «Топи! Пусти ко дну! Поглоти!» Затем подождала несколько томительных мгновений и робко подсмотрела сквозь ресницы. Ну что там? Глаза распахнулись от изумления. Словно потехи ради, море вдруг спокойным да тихим стало. Как есть штиль!

Вот что не ясно? «Отправь на дно!» В сердцах я даже ножной топнула по деревянному настилу, но баржа осталась, где была, цела и невредима. Лишь шаловливая волна перекинулась через край мостика и щедро залила мои сапожки, мол, не топай больше. Море надо мной откровенно глумилось. И, похоже, не оно одно. За спиной послышался странный хрип. Надо будет намекнуть его величеству, что не умеет он за кашлем смех маскировать.

Не хватало еще посрамиться перед императорскими приближенными! Благо, все они оставались на берегу, кутаясь в меховые накидки, и навряд ли могли заметить мои бесплодные потуги. Но ожидание на холодном побережье добродушия им не добавляло, потому я торопливо силилась придумать новый план выступления. Помнится, Видана обмолвилась, что Стихия не жалует тех, кто пытается ею повелевать. А ведь так и есть: никогда я у водицы ничего силой не требовала, лишь просила да подначивала. Вдохновившись догадкой, сменила тон своих увещеваний.

«Почто тебе удерживать корыто гнилое? — вопрошала лукаво. — Не тяжело качать такую ношу? Небось, свербит и волны режет? Так, может, ну его!.. На корме ракушки поселим, а в трюм рыбок и крабиков малых запустим, а?»

Внимая мне, море приподняло и опустило баржу на волне, точно на руке взвешивало. Я не услышала, а скорее ощутила, как оно тотчас рассердилось на бесполезную обузу. Раз качнуло, затем снова и снова с удвоенной силой. А ржавая посудина знай себе держится. Надо бы скорее с ней совладать, покуда мы не околели.

«Давай подсоблю!» — предложила заискивающе.

Вздыбилась высокая волна и обрушилась вся на длинную палубу. «Правей берем и посередке ударим.» Где у судна середина, Стихия понимать не могла и, видать, оттого позволила мне новой атакой руководить. Поднялась вода столбом и ухнула вниз, тотчас преломив палубу пополам. Хрупанье и холодящий сердце скрежет заглушили свист ветра. Поднялись над пучиной нос и корма, но затем стали грузно опускаться ко дну, больше не держась друг за друга. Воодушевленное победой море резвилось, аки звериный детеныш. Нападало с разных сторон, крошило трухлые доски, стремясь ускорить неизбежное потопление поверженного противника.

Я разжала онемевшие пальцы, словно отпустила невидимые вожжи, и украдкой вздохнула облегченно. Покосилась на императора. Тот во все глаза смотрел на горизонт и даже дышать забыл. Точно впервые ярмарочного кудесника увидел! Настал мой черед над ним посмеиваться. Но вмиг Рин переменился в лице, брови сползлись к переносице, а черные очи уперлись в меня.

— Что происходит? — встревожено спросил он.

Удивленно всмотрелась вдаль. На поверхности воды оставались только неопознаваемые ошметки того, что еще недавно было «гнилым корытом». Нарезвившись с ними вдоволь, море взбурлило, выискивая новую жертву для своих игрищ. Волны, одна другой выше, покатились в сторону ни о чем не подозревавшего порта. Спешащее к пристани рыболовецкое судно отнесло в бок легко, как бумажный кораблик.

Этого Стихии оказалось мало. На горизонте вздымалась стена воды, заслоняя собой небо. Накрой она побережье — от порта и деревни, что за ним раскинулась, останется не больше, чем от поверженной баржи. Спохватившись, я попыталась вернуть себе контроль. Мой отчаянный призыв ничего не разрушать море то ли не услышало, то ли слышать не пожелало. Сбоку император спешно бормотал какие-то заклинания вперемешку с солдатской бранью. Попусту! Его чары, словно осиные укусы, лишь больше распаляли ярость природы.

Выходило, что никто не сможет совладать с водой, кроме меня. Я призвала на помощь силы из самой глубины своей души, опустошая ее всю до донышка. По наитию вскинула руки, будто пыталась обнять весь залив, и закричала, что было мочи:

— СТОЙ!