Добудь Победу, солдат! - Сергей Абенов

ты сбил меня с мысли, потому что думаешь о своем, но я знаю, что мы теперь всегда будем вместе. Конечно, и мы вместе поедем в Советский Союз. Да, обязательно поедем, я так давно не была там, я ведь говорила, что мы с папой жили в Москве и в Севастополе, у меня там много друзей.

– И все они коммунисты?

– Нет, не все, – засмеялась Марита. – я даже не знаю точно.

К гитаре присоединилась флейта, и вкрадчиво вступил контрабас, и Марита сказала:

– Какая музыка, очень печальная, но очень красивая! Пойдем танцевать, и я буду молчать, если хочешь! – Она положила руки ему на плечи и провела по его волосам, – Ты совсем «gri» – седой, нет, не старый, это я просто так сказала.

– Седой? – удивился Камал. – Я как-то не замечал, не обращал никогда внимания.

– Просто ты очень… серьезный, и иногда не могу найти нужные русские слова. Хочешь, я выкрашу твои волосы в какой-нибудь другой цвет, и седины не будет видно.

– Нет, это будет выглядеть глупо, но зато будет очень смешно – крашеный солдат.

– Но ты же не всегда будешь солдатом, ведь война уже заканчивается, ваша армия уже в Берлине, я слышала по радио. А кем ты будешь после войны?

– Тем же, кем и до войны. Я ведь учитель.

– Ну, вот, а ты не веришь, что я могу чувствовать. Я ведь угадала еще там, на станции! Угадала, что ты учитель.

– Хочешь, я угадаю, чем занимаешься ты?

– Не надо, – она испугалась. – Но ты говори, а я буду молчать, и слушать, и ты можешь все время смотреть мне в глаза, как сейчас. Мне это даже нравится, ты опять мне не веришь?

– Я тебе верю, и верю твоей Деве Марии, которая все так здорово устроила, и тебе не надо молчать. Я буду шутить, как сумею, но я постараюсь, чтобы было смешно. А ты смейся над моими шутками, мне нравится, когда ты смеешься, и когда говоришь или удивляешься, тогда ты высоко поднимаешь брови.

– Тебе не нравятся мои брови?

– Как же не нравятся? Как могут не нравиться такие замечательные брови? Одна бровь у тебя изогнута чуть-чуть, а другая… как удар молнии. Неожиданный удар молнии. – Он боялся, что она обидится на его слова, но она слушала внимательно и была серьезна. – Ты очень доверчивая, а это не очень хорошо.

– Нет, я не доверчивая, это я с тобой такая, а на самом деле я очень подозрительная. Я, например, подозреваю, что мой лавочник обсчитывает меня. Но мне неудобно ловить его на этом. Вдруг он обидится! Ты мне не веришь? Просто ты еще плохо знаешь меня, а я тебя знаю лучше. Не спорь, я все это чувствую.

Глава 7

Я правильно сделала, что не разрешила ему проводить меня до дома. Надо быть осторожной и очень подозрительной. Но скоро все кончится, и я дождусь папу и мы все вместе уедем в Москву. Может быть, ненадолго, а может и навсегда. Это он будет решать, потому что такие вопросы должен решать мужчина. Он хороший мужчина, только слишком серьезный. Но сегодня он был совсем другой, и такой он мне больше нравится. Замечательный был вечер, таких вечеров я и не припомню. Может быть в детстве. Да, тогда случались замечательные дни или вечера, когда у папы выдавался выходной день.

Марита свернула на свою улицу и стала искать в сумке ключи, когда послышались шаги сзади, и она обернулась. Она сразу узнала этого человека, несмотря на то, что было темно, и шляпа его была надвинута на глаза.

– Не спешите, фрейлейн. – сказал человек, беря ее за локоть. – У нас есть одно важное дело. Шеф хочет познакомиться с вами и проинструктировать.

– Какой шеф?

– В каждом деле есть свой шеф. Лишние вопросы.

Он взял ее под руку, и они завернули за угол, где стояла черная машина. Он открыл дверцу, предлагая сесть. Они свернули несколько раз и долго ехали по незнакомым ей улицам, пока не остановились у какой-то гостиницы. Поднялись по узкой лестнице, и в коридоре второго этажа человек распахнул первую дверь и втолкнул ее внутрь. Светильник на стене под абажуром давал мало света, и она не сразу разглядела другого человека, сидевшего на диване у противоположной стены. Он показал на стул под лампой, так что, сев, она оказалась на свету, а ей был виден только бледный овал его лица и гладко зачесанные назад волосы.

– Агент «Шталь», – сказал человек без всякой интонации, – рад знакомству.

– Кто вы? – спросила Марита. – Что с моим отцом?

– Я ваш руководитель. О вашем отце поговорим позже.

– Я не буду говорить с вами, пока вы не покажете письмо от него. Такой был договор.

– Хорошо. Письмо у меня. – Он показал ей конверт и продолжил. – Вам нравится ваша новая работа, вы ведь любите русские песни?

– Что я должна сделать? Надеюсь, это в последний раз?

– Кто знает, может быть и последний? А делать вам ничего не нужно. На днях будет устроен концерт в русской воинской части, и вам надо спеть несколько песен.

– И все? Я могу и без вас петь. Когда вы отпустите моего отца?

– Вам всего лишь надо будет провести с собой нашего человека. Представите его как помощника… или, допустим, как брата. Вот и вся ваша работа. Да, вы познакомились сегодня с русским офицером. Кто он, кем служит?

– Вы следите за мной?

– Не я, мои люди. – Она видела только губы, раздвинувшиеся в усмешке. – Просто наблюдаем. Иногда. Ради вашей безопасности. Так кто он?

– Я не знаю, мы не говорили об этом.

– Все-таки вы хороший агент. Ваш новый знакомый может пригодиться нам.

– Не трогайте его, он к этому не имеет никакого отношения.

– Держите ваше письмо. Прочтете потом. Ганс, отвези ее!

Ее душили слезы, пока они ехали домой, но она сдерживала их, потому что не хотела показать своей слабости этому неприятному типу со шрамом, с глазами мертвеца. Он высадил ее за квартал до дома и сразу уехал, и она была рада, что он не видит ее слез. Войдя в квартиру, она включила свет и тут же, в прихожей разорвала конверт и прочла письмо.

«Марита! Моя дорогая девочка! Я жив и здоров, и надеюсь, что и у тебя все хорошо. Когда ты получишь это письмо, все закончится. Хочу дать тебе совет, всегда поступай так, как подсказывает твое сердце. Я всегда буду с тобой. Твой отец. 04.04.45 г.»

– Боже, Пресвятая