Все в его поцелуе - Джулия Куин

Еще через четыре дня после этого леди Бриджертонсообщила Гарету в весьма недвусмысленной манере, чтоона не выдаст свою самую младшую дочь замуж в такойспешке, и ему пришлось ждать два месяца, прежде чем онповел Гиацинту к алтарю в церкви Святого Георгияв Лондоне.

Одиннадцать месяцев спустя Гиацинта родила здоровогомальчика, которого нарекли Джорджем.

Через два года Бог благословил молодую чету дочерью. Прикрещении ей дали имя Изабелла.

Через четыре года старого лорда Сент-Клера сбросилалошадь во время охоты на лис и он скончался на месте.

К Гарету перешел титул, и они с Гиацинтой и детьмипереехали в Клер-Хаус.

Это произошло шесть лет назад. Все это время Гиацинтане прекращала поиски бриллиантов.

– Эту комнату ты уже обыскала?

Гарет стоял на пороге туалетной комнаты баронессы, глядя на сидящую на полу Гиацинту.

– Я не была здесь по крайней мере месяц, – ответила Гиацинта, проверяя, не отходят ли где-либо половицы. Как будто она уже не проделывала это бессчетное число раз.

– Дорогая. – По его тону Гиацинта поняла, что он думает.

– Не надо. – Она многозначительно посмотрела на него.

– Дорогая, – повторил он.

– Нет. И слышать об этом не хочу. Я буду искать эти проклятые бриллианты до самой смерти.

– Гиацинта.

Не обращая на него внимания, она нажала на плинтус, соприкасавшийся с полом.

– Я совершенно уверен, что ты это уже делала.

Она лишь мельком на него взглянула и стала изучать оконную раму.

– Гиацинта.

Она обернулась так стремительно, что чуть было не потеряла равновесие.

– В записке было сказано: «Чистота сродни благочестию. А Царствие небесное поистине богато».

– Гиацинта, – сказал Гарет, словно он только что не произнес ее имя дважды... и сотни раз до того, и всегда в том же слегка сдержанном тоне.

– Они должны быть здесь. Должны.

– Но Изабелла перевела отрывок с итальянского и хочет, чтобы ты проверила ее работу.

В возрасте восьми лет ее дочь изъявила желание изучить язык своей тезки, и они наняли ей учительницу, которая приходила три раза в неделю. Через год Изабелла превзошла мать в знании языка и Гиацинте пришлось тоже воспользоваться услугами учительницы в другие два дня недели, чтобы не отстать от Изабеллы.

– Почему ты никогда не изучал итальянский? – спросила она Гарета, пока они шли по коридору.

– У меня нет способностей к языкам, да они мне и не нужны. Ведь у меня под боком две образованные леди.

– Я больше не буду говорить тебе неприличные итальянские слова, – предупредила Гиацинта.

– Тогда я больше не буду тайно совать синьорине Орсини деньги, чтобы она учила тебя этим словам.

– Ах, вот оно что! Ты с ума сошел!

– Похоже на то.

– И не видно, чтобы ты раскаивался.

– Раскаиваться? – Он прижался губами к ее уху и прошептал те несколько итальянских слов, которые он специально выучил.

– Гарет!

– Гарет, да? Или, Гарет, нет?

Она вздохнула.

– Гарет, еще.

Изабелла в задумчивости постучала по голове карандашом и перечитала слова, которые только что написала. Не так-то легко переводить с одного языка на другой. Прямое значение не всегда казалось правильным, поэтому приходилось искать синонимы и идиоматические выражения. Но на сей раз все получилось идеально. Перед ней лежала раскрытая книга Галилео Галилея.

Идеально, идеально, идеально.

Три самых любимых ее слова.

Она ждала мать. Изабелле нравилось переводить научные тексты, потому что Гиацинта обычно спотыкалась на технических терминах, и всегда было забавно смотреть на маму, претендовавшую на то, что она знает итальянский лучше дочери.

Единственным человеком, которого она обожала больше матери, была прабабушка Данбери. Она хотя и сидела в инвалидном кресле, однако управляла своей тростью с такой же точностью, как и языком.

Изабелла улыбнулась. Когда она вырастет, она будет точно такой же, как ее мать, а потом, когда состарится, – как прабабушка.

Какая будет чудесная жизнь!

Но почему она так долго не идет? Прошло так много времени с той минуты, как она послала отца вниз. Надо заметить, что она любила отца с той же пылкостью. Но он был мужчиной, и она не могла хотеть вырасти такой же, как он.

Отец с матерью скорее всего где-нибудь хихикают и перешептываются в каком-нибудь темном уголке. Это приводило ее в такое замешательство...

Изабелла встала, приготовившись ждать долго. Почему бы не сходить в свою туалетную комнату? Странным, непонятным образом эта комната под самой крышей дома была ее самым любимым помещением. В далекие годы кому-то, видимо, полюбилась эта маленькая комнатка, и она была выложена кафелем в голубых и желтых тонах и обставлена в псевдовосточном стиле.

Если бы комната была достаточно большой, чтобы там поместилась кровать, Изабелла непременно переехала бы туда. А пока она считала забавным, что самая прелестная комната в доме – во всяком случае по ее мнению – была самой скромной. Только помещения для слуг были еще скромнее.

Изабелла затолкала ночной горшок обратно в угол и направилась к двери. Но неожиданно что-то привлекло ее внимание.

Щель между двумя кафельными плитками.

– Раньше ее здесь не было, – пробормотала Изабелла.

Она опустилась на пол, чтобы получше рассмотреть щель, которая шла от пола до верхнего края первого ряда плиток. Ее вряд ли бы кто заметил, но Изабелла замечала все.

А это было что-то новое!

Она встала на четвереньки и легла щекой на пол.

– Хм. – Она сдвинула плитку сначала в одну сторону, потом – в другую. – Хм.

Откуда появилась щель в стене ее туалетной комнаты? Вряд ли Клер-Холл, которому было более ста лет, все еще дает усадку. И хотя она слышала, что где-то на земле были районы, где случались землетрясения, в цивилизованном Лондоне этого произойти не могло. Может, она нечаянно ударила чем-то в стену или уронила что-то тяжелое?

Она снова постучала по плитке.

Ей хотелось ударить посильнее, но туалетная комната матери была как раз под ней, и если она начнет шуметь, мама придет, чтобы узнать, что она делает. И хотя она давно послала отца за матерью, наверняка мама все еще была в своей туалетной.