Исчезнувший оазис - Пол Сассман

— Много лет назад семейство Фадави было крупнейшим в Египте экспортером бананов, — пояснял Флин, по мере того как они тряслись через плантацию, разгоняя светом фар темноту. — Компанию продали за целое состояние, поэтому Хассан всегда мог спонсировать собственные раскопки. Так что чего бы он ни лишился, голодать ему по крайней мере не придется.

Джип подбрасывало на ухабах, тучи пыли скрывали колею, ночная мошкара разбивалась о стекло. Где-то через километр банановые посадки сменились рощицей манго, а потом дорога оборвалась перед низким забором из штакетника, за которым, в таинственном свете луны, открывался вид на невероятно ровный стриженый газон и дом — большой, белый, со ставнями на окнах и флюгером на крыше. Флин объехал лужайку, остановился на парковочной площадке перед самым домом и заглушил двигатель. В комнате на нижнем этаже горел свет — в щели ставней проникали тонкие лучи.

Броди сидел, постукивая пальцами по рулю, как будто ему не хотелось покидать привычный уют «чероки». Звон цикад и потрескивание остывающего мотора нарушали ночное безмолвие. Наконец Флин открыл дверь и спрыгнул на дорожку — под ногами хрустнул гравий.

— Пожалуй, тебе лучше подождать здесь, — сказал археолог, оглядываясь на Фрею. — А я схожу, поговорю. Если все пойдет гладко, вернусь за тобой.

— А если не пойдет? — Она посмотрела ему в глаза.

— Тогда, думаю, нам предстоит дорога в аэропорт.

Флин ударил кулаком по крыше джипа, крепясь перед нелегким разговором, развернулся и зашагал к парадной двери. На середине пути его вдруг ослепил ледяной поток света — включился прожектор сигнализации. Почти в тот же миг в ночи грянул выстрел, и Флина осыпало гравием и пылью — пуля угодила ему под ноги. Археолог застыл на месте, потом осторожно попятился на шаг. Вторая пуля тут же угодила позади него. Флин встал как вкопанный. Раздался щелчок откидываемого ствола и голос — звучный, низкий, слегка срывающийся:

— Боже, как сладка месть! Кто бы знал!

В тени у дома показался незнакомец, одетый в одни только мешковатые пижамные брюки. В руках у него была допотопного вида двустволка, которую он заряжал патронами. Незнакомец встал на краю светового пятна и вскинул ружье на плечо, целя Флину в голову.

— На колени, Броди! На колени, как положено всем подлым ублюдкам!

— Хассан, прошу тебя…

— Заткнись! На колени, скотина!

Флин мельком посмотрел в сторону джипа и слегка поднял ладонь — дал Фрее знак оставаться на месте и не делать резких движений; затем медленно опустился на землю, уронив руки по швам. Человек с ружьем сипло, по-звериному хохотнул, словно одышливый пес, и сделал еще шаг вперед, под безжалостно-яркий свет прожектора.

— Три года я ждал этой встречи, и вот наконец… Лежать!

Судя по высокому лбу, голубым глазам и орлиному профилю, когда-то он был видным мужчиной, но теперь больше походил на пугало: отросшие седые волосы спутались космами, огрубевшее лицо скрывала пятидневная Щетина.

— Броди, — еще громче произнес он, и голос его сорвался на вопль, как у истязаемого зверя: — Броди!!!

— Ради Бога, Хассан… — Флин, покрывшись испариной, неотрывно смотрел на ружье в дрожащих руках Фадави. — Опусти эту чертову… Ё!

Он растянулся ничком, еле успев прикрыть голову — рядом один за другим громыхнули еще два выстрела. Дробинки просвистели у Броди над головой и унеслись в сад. Секунду-другую Флин лежал неподвижно, затем осторожно опустил руки и поднялся на колени.

Фадави невозмутимо перезарядил дробовик.

— Хассан, — повторил Броди, стараясь выдержать спокойный тон, проигнорировать направленное на него дуло. — Пожалуйста, прошу тебя, опусти ружье. Покаты не сделал того, о чем будешь жалеть. О чем мы оба пожалеем.

Фадави хрипло, прерывисто дышал и взглядом безумца смотрел на Флина.

— Прошу тебя.

Тишина.

— Хассан…

Ни звука в ответ.

— Бога ради, что ты хочешь услышать?

Египтянин продолжал на него таращиться, оскалив зубы.

— Мои извинения? Слова о том, что я хотел бы повернуть время вспять? Боже правый, да я каждый день об этом мечтаю! Думаешь, это доставило мне удовольствие? По-твоему, я извращенец и радуюсь, ломая жизнь тем, кто вывел меня в люди?

Фадави безмолвно стоял перед ним. Флин в бессилии возвел глаза к небу, к серебряному диску луны, словно тот мог ему подсказать, как действовать.

— Слушай, я не могу изменить случившееся, — попробовал он снова. — Не могу стереть прошлое. Я знаю, каково тебе при…

— Знаешь?

Хассан подошел еще на два шага и теперь стоял прямо над Броди, так что дуло двустволки смотрело англичанину в висок. Фрея потянулась к ручке двери — выбраться наружу, попытаться помочь. Флин заметил ее движение и чуть заметно мотнул головой — мол, оставайся на месте. Фадави напряг палец на курке.

— Стало быть, тебе приходилось делить камеру с насильниками и убийцами? — прошипел он. — Ложиться спать, гадая, проснешься ли поутру?

Теперь замолчал Флин.

— Целыми днями шить почтовые мешки? Три года страдать дизентерией из-за грязной воды? Терпеть побои, от которых потом неделю мочишься кровью?

На последний вопрос Флин мог ответить утвердительно, но не стал в этом признаваться и продолжал смотреть в землю. Фадави захлебывался от ярости, не сводя ружейного дула с уха Броди.

— Ты и понятия не имеешь об аде, потому что ты там не бывал. А мне вот довелось… — Египтянин с силой наступил на землю босой ногой, как будто хотел стереть кого-то в порошок. — И это ты отправил меня туда! Все ты, чертов предатель! Угробил мою карьеру, мою репутацию, мою жизнь! Ты… загубил… всю… мою… жизнь! — Он обрушивал на Флина слово за словом, но теперь не повышал голос, а наоборот — начал с крика и снижал его до хрипа, а слово «жизнь» прозвучало из его уст протяжным, звериным рыком. Флин смотрел в пол — ждал, пока Фадави выговорится, и только потом медленно перевел взгляд на египтянина.

— Ты сам загубил свою жизнь, Хассан, — тихо сказал он.

— Что? Что ты сказал?

У Фадави задергался глаз.

— Ты сам загубил свою жизнь, — повторил Флин и отвел дуло от головы. — Я всю жизнь буду жалеть, что не поговорил с тобой до того, как отправиться к властям. Сочувствую, что тебе пришлось пройти через все эти ужасы, но… Все-таки в краже уличили не меня…

Фадави стиснул зубы, и лицо его напряглось в жутком оскале. Он уткнул дуло двустволки в переносицу Броди. Повисла тишина — даже цикады, казалось, притихли, словно в ожидании того, что могло случиться. Флин снова осторожно отодвинул ружье.

— Ты не станешь в меня стрелять, Хассан. Как бы тебе ни хотелось. Как бы ты ни винил меня в случившемся. Если это была попытка меня напугать — поверь, она удалась, но ты не нажмешь на курок. Так, может, отложишь оружие, и хотя бы поговорим?