Последний реанорец. Том VI - Вел Павлов

Захару Александровичу людей. Особенно после того, как вся правда выплыла наружу.

‒ О чем ты, Тихон? ‒ резко нахмурившись и набычившись поинтересовался Романов.

Однако вместо ожидаемого ответа от регацца, ответ последовал от светлого князя Потёмкина.

‒ В народе Захара стали называть… Палачом и Душегубом. Многие князья требуют его казнить.

‒ Казнить человека, который своим поступком принёс нам победу в войне? ‒ громыхнул голос канцлера на весь зал.

‒ Дядя, здесь большинство разделяют твоё мнение, как и я сам, ‒ внезапно заговорил Владимир с поникшим лицом. ‒ Но жертв оказалось слишком много для одного единственного человека. Нарушено множество конвенций. И об этом стало известно. Да, они были мятежниками. Да, из древнего клана Ясака и им подобных. Поэтому многие Захара откровенно боятся. Крови было пролито очень много. И это мягко сказано.

‒ Может он поступил так, потому как у него кишка не тонка? ‒ холодно отчеканил канцлер. ‒ Сколько?

‒ Доподлинно неизвестно, ‒ пожал плечами его племянник. ‒ Но примерные цифры с учетом форпоста варьируются на грани четырёхсот тысяч.

‒ Да. Это много, ‒ кивнул рассержено Пётр. ‒ Но скольких мы могли потерять по итогу этой войны? И сколько бы потеряли еще, если бы задумка древних кланов с анемолитами и вратами увенчалась успехом? Они лишь получили по заслугам. Кто посеет ветер, пожнет бурю. И кто посмел распространить слух о Захаре?

‒ Известно кто, ‒ хмыкнул зло Ростислав, поддержав старшего родича. ‒ У него много недоброжелателей из числа князей.

‒ Теперь их около двух десятков. И святоши с ними за одно, ‒ кивнул согласно Потёмкин. ‒ Но всю кашу заварили лишь четверо. Воронцов, Акинфов, Аксаков и Давыдов. Ноги растут именно оттуда.

От упомянутых фамилий лицо канцлера дёрнулось в слабом изумлении, а сам он немного погодя вернулся в кресло, но прежде, чем замолчать, обратил свой взгляд на императора.

‒ Скажу прямо, ваше величество. Кое-кто сильно заигрался в своих подковёрных играх. Сама эта четверка не сделала ничего вразумительного. Лишь несла потери и если бы не своевременное вмешательство парня, то я сомневаюсь, что своими силами они смогли бы дойти до твердынь древних кланов. Сам же Захар собственноручно выкорчевал всю эту клановую заразу. И если после всего этого мы казним или выдадим мальчишку, которого бояться и опасаются в империи и за её границами, то мы лишим себя не только важного политического и физического козыря, но и выставим себя посмешищами. Ведь перед тем, как принять решение нужно лишь вспомнить, что именно под собой подразумевает титул столпа империи.

После слов Петра Романова внутри помещения возникла мёртвая тишина, но так или иначе каждый в зале знал за кем последнее слово.

‒ Поддерживаю канцлера, ваше императорское величество, ‒ вдруг подал голос Потёмкин, резко поднимаясь с кресла.

‒ Как и я, ‒ тотчас отозвался Трубецкой.

‒ И я тоже… ‒ подал голос Ростислав.

‒ От своего лица могу сказать, что и я согласен с вышеупомянутым, ваше императорское величество, ‒ негромко заявил глава рода Голицыных.

‒ Хватит, садитесь! У нас тут не голосование! ‒ вдруг повысил голос император. ‒ Я и без этого понимаю ваши мотивы. Поэтому и собрал всех присутствующих раньше условленного княжеского собрания, чтобы выслушать именно ваши мнения. Ситуация из ряда вон выходящая. Ладно! Перейдем к сути. Как Захар умудрился выжить? Что с парнем? И как он в целом?

‒ Его нашли на дне расщелины на руинах форпоста, ‒ начал свой отчет светлый князь. ‒ Что он использовал непонятно, но я думаю, что-то из разряда своей магии крови. Ведь пользуется он ею всегда только рефлекторно. Последствия похожи на те, которые были после нападения хунхузов. Заметно набрал в годах. Кожа, да кости. Про остальное лучше промолчу…

‒ Лазарев не жив, но и не мёртв, ваше величество, ‒ медленно заговорила Оксана Романова следом за Потёмкиным. ‒ Сердце почти не бьется, ритмы очень и очень медленные. Магия жизни почти не помогает. Он… словно в анабиозной коме. И сколько такое продлится никто не знает. В таком же состоянии пребывает и его регацца. В остальном его светлость прав. Если мягко сказать, то мальчик в весьма скверном состоянии. Сейчас он находится под надзором сразу нескольких целительниц из нашего отдела.

‒ Оксаночка, какие прогнозы? ‒ вдруг заинтересовано подала голос императрица.

‒ Сложно сказать, ваше императорское величество, ‒ кисло изрекла женщина. ‒ Предполагаю, что отнюдь неутешительные. Не факт, что он вообще сможет прийти в себя.

‒ Раз так, ‒ громко заговорил государь, медленно поднимаясь с кресла. ‒ То вот моё последнее слово! Найдите и обратитесь к лучшим целительницам со всего мира. Сделайте всё, что возможно, но поставьте парня на ноги. И до тех пор, пока я с ним не побеседую лично о случившемся геноциде, ни о какой казни и выдаче парня западникам не может быть и речи. А начнут мутить воду, то мне есть, что им ответить. На этом собрание окончено!

***

Где-то в беспробудном мраке…

В себя я пытался приходить долго. Очень долго. Настолько долго, что нельзя было передать словами количество затраченных сил. Хотя чего еще можно было ожидать от использования Высшей Речи на столь слабом организме. За всё взимается своя цена и за всё нужно платить. И я отнюдь не исключение из правил, а даже наоборот. Прямое подтверждение этих незыблемых законов любого мироздания. Видимо мой последний козырь оказался слабее всего всколыхнувшегося Хаоса.

Глаза открывались так долго и так медленно, словно прошла не одна сотня лет. Но когда мне всё-таки удалось это сделать, то кроме непроглядной убаюкивающей тьмы и ощущения катастрофической пустоты внутри более не было ничего.

Я словно был на берегу озера, что целиком состояло из темноты и мрака и в момент моего так называемого пробуждения, меня словно выбросило на берег этого водоёма.

‒ Ну здравствуй, мой милый, ‒ раздался вдали тёплый и в то же время до безумия приятный женский голос, который миг спустя перерос в заливистый довольный смех. ‒ Вижу, что ты ничуть не меняешься…

Сердце пробило предательский такт, а внутри всё напряглось.

Лишь некоторое время спустя я смог понять, что лежу головой отнюдь не на берегу, а на коленях у невероятно прелестной женщины, которая своими пальцами слегка касалась моих волос, а также лица, и даже сквозь непроглядную тьму, можно было рассмотреть воистину божественные и безупречные черты её