Ватник - Юрий Мори

решил к вам на юг приехать. Говорят, климат целебный, люди приветливые.

– Нам бы пару дивизий… пенсионеров, – хохотнул атаман Бутов. – На танковую экскурсию по южной Руси. Без этого тут одни капибары и останутся.

– К делу, товарищи, – посерьёзнел Максим Александрович, переждав взрыв хохота и выбрав тот момент, когда надо переключать внимание на себя. Тоже выучка, не хуже осанки Санникова. – Требуется продержаться немного. Совсем немного. Есть мнение…

Он неопределённо ткнул пальцем в потолок:

– Есть мнение, что нам довольно активно помогут. Кто, как и когда – сказать пока не могу. Но мнение есть. И ещё хорошая новость – товарищ Бунчук устал прохлаждаться в своей палате, рвётся вернуться к исполнению обязанностей. И операция «Гусли» началась, хотя и не так успешно, как хотелось бы. Сплошные радости, товарищи офицеры!

Второй день на позициях стояло нервное затишье.

В смысле, атак не было, но перестрелки, начиная со стрелкового оружия и заканчивая орудийными залпами и время от времени сметающими всё на своём пути ударами РСЗО – этого в изобилии.

Разведбат бросили заткнуть дыру в обороне, это понимали все. И понимали, и принимали как должное – солдаты есть солдаты. Уже потери, уже невовремя высунувшегося под огонь нахловского снайпера Севера в ряду других «двухсотых» увезли на Аллею Героев. И он больше ничего не споёт в этой жизни.

Много уже чего было, и ещё больше и страшнее всего маячило впереди.

Дмитрий занял блиндаж по соседству с комбатовским. Можно и в одном, но тогда – случись чего – батальон от одного удачного снаряда останется без руководства. Оценил, сколько сил вложили ополченцы в укрепрайон, вздохнул. Перед Виноградным не хуже было, месяцами обустраивали, а сдали за три дня.

– Товарищ капитан, ужин! – сунулся с котелком Дрон. – Война войной, а пожрать – дело нужное.

Ватник кивнул, ставь, мол.

План операции «Гусли» – не творческая поделка для нахлов, а реальный, предусматривал сдачу Виноградного и отход к авиазаводу. Звягин с Веничем наши силы оценивали трезво, тут и думать нечего, но насколько удастся всё это выполнить – большой вопрос.

– Дрон, что соседи говорят? – «Соседями» традиционно звали часть, стоявшую рядом. – Не официальные данные, это я в курсе, а так… Настроения какие?

– Да какие на войне настроения. Ждут все большого барабума, а чем дело кончится, один Бог ведает. Нормальная атмосфера, если что, не хуже нашей. Будем драться. Говорят, на восточном фланге зареченские подтянулись, чистый табор – кто на автобусах, кто на легковушках. Говорят, даже телеги видели.

Посмеялись, но как-то с грустью.

После ужина, пока более-менее тихо, Дмитрий позвонил отцу. Василий Иванович с того визита в госпиталь много чего пересмотрел в своих убеждениях, хоть патриотом Русского мира и не стал, но хотя бы звонки не сбрасывает. Пожаловался на сердце, просил заходить почаще. На вопрос «где ты», Ватник соврал: не то здоровье у старика, да и данные секретные. Сказал, что в казарме, не поедет же он проверять.

– Я так думаю, Дим, что надо бы мириться с хоривскими. Всю жизнь жили бок о бок, чего сейчас делить? Сделаем как по-старому: одна страна, разные области, да и дальше будем коптить. Небогато, да вместе. У нас рубахи в петухах, у них нахлобученицы – разве ж это повод воевать-то?

– А мы, отец, с ними и не ругались. Они нас убивать пришли, а это другое. Сами будем жить, своим умом. И – с Россией, рано или поздно.

– С Россией… Оно им надо? Даже сейчас толком не помогают, а ты говоришь…

Снова начался обстрел, пришлось закругляться с разговором. Сообразит отец, что так активно в районе промзоны не долбят, догадается, что на позициях.

Но заехать при первой возможности обещал твёрдо.

Мина в блиндаж Васина угодила неудачно, считай, в проём входа и влетела. Калибр небольшой, но хватило, чтобы ординарца комбата, шустрого дядьку по фамилии Ткаченко, выносили наружу по частям. Сам командир разведбатальона получил осколочные в живот и травму головы. Живой пока, но состояние очень уж… Короче, в госпиталь повезли сразу, плюнув на режим скрытности перемещения по дорогам.

В сознании, матерится, может, и выживет.

Это всё среди ночи рассказал Дрон, пока они бежали по траншеям к блиндажу командира. Всё здесь на войне лотерея, всё, вот и попадание это – нарочно же будешь целиться, вагон мин изведёшь, а тут почти случайно – и привет.

– Ватник? Венич на проводе. Принимай командование батальоном. Да знаю, что никакого опыта у тебя толком, знаю. Где я тебе старшего офицера найду? Сам, всё сам. Отбой связи.

Утром поступил приказ об отходе. В спину, словно зная, что «кляты мятежники» уходят, лупили миномёты, добавляя «трёхсотых». Соседи тоже снялись с позиций, отходя к авиазаводу. Всё по плану, только горько это – отступать по своей земле.

Дмитрий сейчас как никто понимал лето сорок первого, запылённые дороги, перелески и узкие канавы речек, через которые уходили на восток бойцы Красной Армии. Нельзя так. Нельзя, а приходится; одна надежда грела, что вернутся.

Они смогли – и у нас получится.

Ронсон позвонил, когда Разин добрался уже до авиазавода, осматривал разбитые корпуса, на удивление целую заводскую ВПП, языком разрезавшую городские кварталы, соседние дороги и выбирал позиции для разведбата.

– Это… немецкий дядюшка, – промурлыкал в трубку агент. – Насколько я вижу, план контрнаступления мятежников немного отличается от переданной вами схемы, но пока всё в допустимых рамках. И мы выполняем обещания: вас ждут в миссии ОБСЕ с семьёй для эвакуации.

Ватник посмотрел в небо, синее, наливающееся близким вечерним светом ниоткуда, как на картинах старинных художников. Дождя не будет.

Завтра такой же пыльный, жаркий и грязный день, как сегодня. Если не хуже.

– Вы знаете, душка Томми, что-то я передумал. Мне тут путёвку дали в санаторий, подлечить усталую душу. Не поеду я, пожалуй, в Германию в этом году. Посудите сами: чего я там не видел? Пиво, конечно, хорошее, дороги гладкие, машины отличные, глупо спорить. Но вот люди кругом – чужие. Неприветливые. Здесь как-то лучше.

Ронсон молчал, но и не отключался. Переваривал, наверное, сказанное.

– Здесь рядом агент Миньковска, она спрашивает, подумали ли вы о семье? Война ведь, а у вас и документы, и деньги, и путь отхода организован. Не понимаем мы вас.

– Да вы и не поймёте, Том. Никогда вы ничего не поймёте. Счастливо оставаться.

Дмитрий сбросил звонок и добавил уже зыбкой, временной тишине вокруг:

– Чтоб вас там разорвало, уродов. На части.

21. Неясные перспективы

Государство Песмарица, Хорив,