Конан и жемчужина пустыни - Ник Эндрюс

По городу разнесся звук гонга: это охрана предупреждала жителей и гостей о приближении ночи. Как и в большинстве городов Турана, в Рамдане выход на улицу в темное время суток категорически запрещался. Солнечный диск своим сверкающим краем коснулся горизонта. Гирканцы лавиной двинулись к воротам. Покидать город Конан не хотел, но другого выхода не было. Слившись с толпой кочевников, киммериец прошел по подъемному мосту и оказался в степи. Потянуло дымом костров и запахом жареного мяса. Только сейчас северянин осознал, что бродя по городу, он изрядно проголодался.

Мимо галопом проскакали два десятка номадов. Эти дети бескрайних просторов чувствовали себя в городе, как в клетке. Они кричали и размахивали руками, радуясь свободе и свежему воздуху.

Вокруг Рамдана раскинулся огромный лагерь из юрт, принадлежащих десяткам гирканских кланов. Киммериец двинулся наугад. Расположившиеся возле костров кочевники с интересом поглядывали на мощную фигуру странного чужака. Высокого роста, с бледной кожей, грубоватыми чертами лица, за спиной ножны с длинным двуручным мечом. Для южан подобный тип воина очень необычен. Сразу было видно, что мужчина привык сражаться в пешем строю. К пехотинцам номады относились презрительно, но в незнакомце ощущалась какая-то внутренняя сила и уверенность.

Северянин двигался не спеша, рассматривая становище и людей. Было заметно, что достаток у кланов разный. Это отражалось и в количестве домашних животных, и в одежде, и в готовящемся ужине. К какому костру подсесть? Киммериец пребывал в растерянности.

Принять решение ему помог случай. Подросток лет двенадцати не удержался на лошади и, неловко взмахнув руками, повалился на землю. К несчастью, нога бедняги запуталась в поводьях. Кобыла заржала, встала на дыбы и начала крутиться, пытаясь избавиться от ноши.

Она неминуемо разбила бы мальчишке голову, но Конан подоспел вовремя. Схватив животное под уздцы, киммериец заставил его стоять на месте.

Тотчас подбежала группа мужчин и освободила из петли неудачливого наездника. Подросток тяжело дышал, его глаза округлились от страха, и вряд ли он понимал, что произошло. Расталкивая соседей и родственников, к мальчишке пробился кочевник лет сорока. Вместо слов жалости, сострадания и тревоги, он отвесил бедняге звонкую оплеуху. Задыхаясь от негодования, отец ребенка воскликнул:

— Кучлуг, когда ты перестанешь меня позорить? Весь клан смеется над твоей неумелостью. Сколько раз я говорил тебе не подходить к этому коню. Он не терпит слабых. Молись Вечному Небу, что остался жив!

По щекам подростка потекли слезы. Ему было стыдно и обидно. Сейчас на него смотрели сотни глаз. Женщины стояли чуть в стороне, и вмешиваться в мужской разговор не имели права, а потому поддержки мальчик так и не дождался. Украдкой вытирая предательскую влагу, низко опустив голову, он поплелся к своей юрте.

Гирканцы неторопливо расходились. Отец ребенка приблизился к чужаку и после непродолжительной паузы негромко сказал:

— Благодарю. Ты спас жизнь моему сыну…

— Не стоит, — улыбнулся северянин. — Я лишь оказался рядом.

Кочевник пожал плечами и хотел уйти, но киммериец его задержал.

— Не позволите переночевать возле вашего костра? — поинтересовался Конан. — Одному в степи тоскливо, да и не привык я…

Большой радости эта просьба у гирканца не вызвала. Скрывать свои эмоции он не умел, и лицо мужчины скривилось, как от зубной боли. Тем не менее, отказать номад не решился. Долг платежом красен. Законы гостеприимства есть у любого народа.

— Хорошо, — коротко ответил кочевник.

Миновав несколько юрт, гирканец остановился возле внушительного костра, на котором жарилась на вертеле целая туша барана. От ароматных запахов можно было умереть. Киммериец почувствовал, как в животе предательски заурчало. Голод давал о себе знать. Возле огня сидело человек пятнадцать, в основном, женщины и дети. Кучлуга было не видно. Мальчишка переживал свой позор в одиночестве. Так гирканцы воспитывали характер. Настоящим воином может стать только сильный и смелый человек. Трусов кочевники презирали и выгоняли из клана, чтобы не позорили род.

Северянин устроился на свободное место и протянул руки к пламени. Жара давно спала, и с Вилайета дул устойчивый бодрящий ветер. В этих местах ночи прохладные даже летом.

Искоса глядя на чужака, кочевники тихо зашептались, раздался веселый девичий смех. Догадаться о том, что киммерийца оценивали не только как воина, но и как мужчину, много ума не надо. Судя по дорогим бусам, расшитым платьям и хорошей обуви, семья имела неплохой достаток, а ее глава занимал определенное положение в иерархии клана. Гирканец прикрикнул на дочерей, достал из-за пояса нож и отрезал небольшой кусок от туши. После пробы он утвердительно кивнул одной из женщин, а сам сел на высокое войлочное седло, таким образом, созерцая всю семью.

Самая вкусная и значительная часть бараньей туши досталась, естественно мужчине. Затем угостили Конана, и лишь после этого жена хозяина начала раздавать ужин детям. Ели довольно шумно, мальчишки толкались и ругались, девушки продолжали шептаться. Номад не обращал на них ни малейшего внимания. Кочевник откусывал большие куски, медленно пережевывал мясо, утирая текущий по рукам и лицу жир о подол рубахи. Утолив голод, гирканец поднял с земли кожаный бурдюк и надолго припал к горловине.

Вторую емкость подали киммерийцу. В ней оказалась теплая, неприятная на вкус вода. Северянин пожалел, что не захватил с собой из города вино. Сделав несколько глотков, киммериец вернул бурдюк женщине. Трапеза затягивалась. Вместе с заходом солнца, отправились спать младшие дети, остальные, собравшись в кружок, рассказывали друг другу о чудесах Рамдана. Внутрь города их не пускали, и подростки делились обрывками слухов. Конан лежал на спине и созерцал ночное небо. Боги создали его красивым и пугающим одновременно. На черном полотне словно были разбросаны тысячи разноцветных драгоценных камней. Они сверкали, переливались, маня к себе холодным светом. Так и хотелось протянуть руку и почувствовать кончиками пальцев гладкую обработанную грань алмаза. Увы, но эти сокровища никогда не достанутся человеку… Послышались приближающиеся мужские голоса. Киммериец приподнялся на локте. К костру двигались несколько силуэтов.

— Маздак, ты еще не спишь? — прохрипел один из гирканцев.!

— Нет, — ответил глава семьи, сидевший в окружении жен и дочерей.

— Надо поговорить… — вымолвил тот же воин.

Вскоре возле огня расположились пятеро номадов. Начинать беседу они не торопились. Хозяин все понял и сделал едва уловимый жест рукой. Женщины тотчас встали и удалились. На чужака внимания никто не обращал.

— У нас возникли трудности, — произнес высокий кочевник. — Возле города скопилось слишком много кланов. Трава вытоптана, источники иссякают, даже сухой тростник для костров закончился. Пастухи жалуются, что табуны и стада пасти негде, животные голодают, а ведь впереди зима. Прошел слух, будто эмир Рамдана хочет взять с нас пошлину за пребывание на его земле и нанесенные убытки.