Я спасу тебя от бури - Чарльз Мартин

– Потому что федеральный судья как раз сократил его срок до уже проведенного в тюрьме по формальному основанию.

Она осторожно убрала мой палец со спускового крючка.

– Хочешь объяснить подробнее?

Как ни странно, я хотел этого.

Я сел и прислонился к стене. Вытер пот со лба.

– Примерно девять лет назад мы начали получать разведывательную информацию о новом синдикате, прокачивавшем наркотики через Рок-Бэзин. Мы прошли за ним до южной границы, стали следить за его передвижениями и определили структуру его организации. Кстати, очень сложную. Он даже приобрел местную компанию сотовой связи. Мы не торопились, делали домашнюю работу. Понадобилось четыре года, чтобы выяснить, что он систематически подсаживал GPS-устройства в наши автомобили, чтобы всегда знать о том, где мы находимся. Когда мы обнаружили их логово, то разослали свои автомобили в разные стороны и приехали туда на арендованных машинах. Поздно вечером. Мы застигли его с достаточным количеством улик для нескольких пожизненных сроков.

– Например?

– Наркотики, трупы и его отпечатки на них. – Я снова посмотрел на расстояние между собой и Хуаресом. – Я арестовал его и лично доставил в камеру предварительного заключения. Фотографии были размещены во всех газетах. Многие люди в окрестностях действительно гордились нами. Меня даже останавливали на улицах. На следующее утро я отвез Броди в город за мороженым. Тогда мы еще не знали, как глубоко протянулись щупальца Хуареса. Даже в тюрьме он оставался могущественным человеком. Он велел своим парням как следует поджарить меня. Что они и сделали.

Я сглотнул и закрыл глаза.

– До сих пор я оглядываюсь на тот день своей жизни. – Я покачал головой. – За четыре предыдущих года я провел много ночей вдали от семьи. Я был таким… целеустремленным. И все это ради него. – Я указал туда, где по-прежнему стоял Хуарес. – Ради куска дерьма.

Сэм смотрела на меня.

– Я много раз давал обещания Энди. Как только я поймаю его, то возьму отпуск, и мы восстановим семью. Не знаю, сколько раз меня не было дома, сколько дней я провел без Броди, но все это… тяжело сказалось на ней. Она отлично умела скрывать свою боль. Я очень долго не знал, что она сидит на антидепрессантах, а когда узнал, то было уже поздно.

Винтовка привлекла внимание Сэм.

– Можно взглянуть?

Я подвинулся. Она легла и прищурилась, глядя через оптический прицел.

– Он кажется таким маленьким. Как ты рассчитывал попасть в него отсюда?

– Немного практики, вот и все.

– Кто-нибудь говорил тебе, что у тебя нездоровая страсть к оружию?

Я немного поразмыслил.

– В тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году девятнадцать солдат охраняли шесть сенокосилок рядом с фортом Смита на Бозман-Трейл возле реки Бигхорн в Монтане. В середине утра появились около восьмисот воинов сиу и чейенов. Бой продолжался целый день. Солдаты были вооружены винтовками Шарпса, заряжаемыми с казенной части, но у Эла Колвина, ветерана Гражданской войны, имелась винтовка системы Генри на шестнадцать патронов – нечто невиданное на границе и незнакомое для индейцев. Индейцы так долго сражались с мушкетами, что привыкли ожидать залпового огня, а потом бросаться в атаку, пока «красномундирники» перезаряжали оружие. Это обстоятельство стало решающим. Судя по некоторым сохранившимся записям, к вечеру у ног Колвина собралась куча из более чем трехсот латунных гильз, и примерно столько же мертвых индейцев лежало на земле перед ним. В тот день один ветеран и почти все солдаты вернулись домой, к своим семьям.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Способный человек с хорошим оружием может изменить ход истории в лучшую сторону.

– Значит, ты действительно поднялся сюда, чтобы застрелить его?

Я открыл затвор и показал ей зарядную камеру и магазин.

– Где же пули? – спросила она.

– Их там нет.

– Не понимаю. Ты пытаешься застрелить человека из винтовки, которая даже не заряжена?

– Иногда все становится туманным. Если посмотреть на вещи через оптический прицел, многое начинает проясняться. Это все равно, что снять шоры.

– Ты боишься его?

– Не знаю, боялся ли я кого-нибудь в последнее время, но я озабочен тем, что он будет делать, когда окажется на свободе.

– Например?

– Я посадил в эту тюрьму множество преступников. Все они этого заслуживали, но не все они – плохие люди. Некоторые просто сделали дурной выбор. Теперь они расплачиваются за это. Кое-кто из них время от времени делится со мной разными сведениями. Они рассказывают, что он говорит обо мне и о членах моей семьи.

– Как давно ты приходишь сюда?

– Последние два года.

– И каждый раз делаешь это?

– Да.

Я достал из кармана патрон «винчестер» калибра.308 и повернул его к свету.

– Он подходит для этой винтовки? – спросила Сэм.

– Веретенообразная пуля с выемкой в головной части. Вес сто семьдесят пять граммов, скорость на вылете две тысячи шестьсот двадцать футов в секунду. Время полета на такой дистанции – примерно одна целая, три десятых секунды. И да, он идеально подходит для этой винтовки.

Мы долго сидели рядом: целый час или еще больше. Вокруг нас порхали голуби. Она не приставала ко мне с расспросами и просто находилась рядом, а мне это было нужно. Наконец я заговорил:

– Люди убивают друг друга с тех пор, как Каин то ли прирезал Авеля, то ли пришиб его. Не знаю, как он это сделал, но главное, что сделал. Мне это всегда казалось странным… идея о том, что один член семьи вычеркивает из жизни другого. Люди обвиняли меня в максимализме. Говорили, что я ношу слишком много оружия. Слишком серьезно отношусь к своей звезде. – Я сплюнул. – Мне наплевать, что они могут подумать. Зло так же реально, как эта колокольня. И нравится нам это, или нет, но все мы сражаемся за свою жизнь. Зло хочет оторвать нам голову, насадить ее на кол перед нашей парадной дверью, а потом сложить трупы в поленницу и усесться сверху. Люди, которые считают по-другому, не родились евреями в Германии тысяча девятьсот тридцатых годов. Никогда не видели полей смерти в Камбодже. Никогда не проходили по коридорам школы «Колумбайн»[51] или Виргинского технологического колледжа[52]. Мне приходилось это делать. Я летал туда и бывал там, потому что хотел почувствовать вкус истории. И я усвоил, что зло – это хамелеон. – Я посмотрел на нее. – Хочешь знать, как выглядит зло? Хочешь увидеть его лицо? Можешь посмотреть. Здесь не найти лучшего примера, чем Хосе Жуан. Его прозвали «Мачете». – Я прислонился к стене и покачал головой. – Некоторые говорят, что мир изменился. Что эти плохие люди тоже могут измениться. Я уже слышал это раньше – в основном от их адвокатов, выступавших перед судом присяжных. Они утверждают, что их клиент – совсем не такой человек, каким его представляет сторона обвинения. Я слышал, как сам Хосе Жуан рассказывал об этом присяжным на суде. Меня вызвали как свидетеля обвинения, и я посмотрел на него и сказал: «Хосе Жуан, такие речи могут произвести впечатление на присяжных, но они не произведут впечатления на четырех женщин, которых ты убил. Особенно на ту, у которой ты ножом вырезал ребенка из чрева». – Я немного помолчал. – Они вычеркнули это из стенограммы, но правду так просто не вычеркнешь. Он хотел получить свои наркотики, а они находились в пластиковых пакетиках у нее в животе.