Наказание красотой - Юлия Шилова

Кристина подвела меня к свободному столику и, протянув меню,ушла. Вот уж удружила тетеха! Да это меню я давно уже выучила наизусть. Ночьюразбуди – без запинки перескажу: осетрина заливная, поросенок с хреном, блины…Мишка, кстати, очень любил блины…

Минут через пять на сцену вышли оркестранты. Играли они бездуши – лабали, как говорят на ресторанном сленге, но мне это было по фигу.После нескольких дежурных мелодий конферансье объявил сольный номер. «Это жемоя песня!» – удивилась я, услышав знакомое название. Красноватый лучпрожектора высветил полуголую девицу с жиденькими, высоко взбитыми волосами,обильно политыми сверкающим лаком. Вихляя некрасивыми бедрами, девица запела,отчаянно перевирая слова. Публика слушала ее невнимательно: ела, пила, болталао своем… После девицы микрофон перешел к пожилому барду с нелепой банданой наголове. Когда он допевал вторую песню, в зал вошел Макар. Не боясь бытьузнанной, я во все глаза уставилась на него. Макар почти не изменился. Хотянет… Пожалуй, он постарел… Да, постарел и пополнел, лоб прорезала глубокаяскладка…

В противоположном от меня углу работал бар. Подволакиваяногу, я подошла к высокой стойке и, кряхтя, влезла на стул. Бармен снедоумением покосился в мою сторону. Работал он здесь уже пятый год и славилсятем, что был мастером на все руки. Когда-то мы с ним прекрасно ладили ипонимали друг друга с полуслова. На него можно было положиться. До приезда вПрагу он был пиротехником, и, говорят, неплохим. Звали его Толиком.

– Только не говори, что ты меня не узнал, – сказала я.

– Я вас действительно не узнал, – покраснел Толик.

Я на секунду сняла очки и тут же нацепила их обратно.

– Верка, ты, что ли?

– Неужели я так сильно изменилась?

– Просто этот парик… Зачем ты устроила этот маскарад?

– Я не хочу, чтобы меня узнали. У меня к тебе важное дело,только прошу тебя, никому не говори, что я приехала в Прагу!

– Но почему?! Ты даже не представляешь, как тебе всеобрадуются! Ты только посмотри, кто здесь поет! Какие-то престарелые барды исемнадцатилетние безголосые девки! Тем более, про тебя тут много слухов ходило!Говорили, что Любка застрелилась, а ты погибла в какой-то аварии.

– Любка и в самом деле застрелилась, а я, как видишь, жива.Если Макар узнает, что я здесь, мне конец. Когда ты заканчиваешь работу?

– Ресторан работает в прежнем режиме, а бар закрываетсяоколо часа.

– Давай договоримся так. Закончив работу, выходи на улицу ижди меня. Я буду стоять у твоей машины.

– До встречи, Верка! – сказал Толик, и я пошла на место.

– Вам принести что-нибудь? – подошла Кристина.

– Да, пожалуйста, кофе и два эклера. – Кондитер в ресторанебыл превосходный. – И пожалуй, коньяк, совсем немного, только, прошу вас, неподливайте в него чай, я эти вещи сразу распознаю! – Кристина, фыркнув,удалилась на кухню.

Толик, ловко смешивая коктейли, без конца поглядывал наменя. Дурачок! Совсем не умеет соблюдать конспирацию. Хорошо, что в зале темно.

Девица на сцене продолжала петь. Публика, обычно щедрая начаевые, даже не думала вознаграждать эту жалкую курицу, бессовестно своровавшуюмой репертуар.

В половине первого ночи Толик ушел. Сейчас он переоденется ивыйдет на улицу. Значит, пора и мне. Макар курил, мирно беседуя с кем-то избратков. На меня за весь вечер он ни разу не посмотрел.

Подозвав Кристину, я оплатила счет, положив десять долларовсверху. Кристина, надев дежурную улыбку, рассыпалась в благодарностях. Неслушая ее щебетания, я направилась к выходу.

Поравнявшись со столиком, где сидела братва, я невольноускорила шаг. Один из братков, квадратный бугай с массивной золотой цепочкой натолстой шее, увидев меня, противно заржал:

– Карга сгорбленная. Очки нацепила от солнца! Слепая, чтоли?

Пропустив его реплику мимо ушей, я вышла из ресторана иподошла к машине Толика. Он уже меня ждал. Сев в салон, я сняла очки иулыбнулась.

– Верка, ну ты и замаскировалась, – засмеялся Толик,выруливая за пределы стоянки. – Даже не думал, что когда-нибудь придетсясвидеться! Мы все считали тебя покойницей. Кто-то пустил слушок, что ты погиблав аварии. А ты, оказывается, живая, да еще вернулась обратно! Предлагаю этодело отметить. Ты где остановилась?

– Сняла комнату.

– Поехали ко мне!

– Поехали, – с легкостью согласилась я.

Толик жил на окраине Праги в неказистом частном доме. Кромекровати, стола, двух стульев и допотопного гардероба, в его комнате ничего небыло.

Сбросив парик, я спросила:

– Ну как? Теперь ты не сомневаешься в том, что это я.

– Не сомневаюсь. Напой что-нибудь.

– Я больше не пою, – ответила я, присаживаясь на краешекстула.

Толик достал из-под кровати бутылку шампанского, открыл ее иторжественно произнес:

– С возвращением! Ты, Верка, совсем не изменилась. Простолицо кажется уставшим, но оно у тебя всегда было такое.

Сделав глоток, я посмотрела на Толика:

– Ну как вы тут без меня?

– Держимся потихоньку, – засмеялся он. – Работаем, деньгикопим, братков ублажаем. Когда ты сбежала, в ресторане такой переполох был!Макар всех на пол положил и грозился расстрелять каждого, кто знает о том, гдеты находишься, но молчит. Напился, все бутылки в баре перестрелял… Он такимникогда не был! В отличие от Карася, он за пистолет по пьяни не хватался. А втот день словно одурел, чуть в меня пулю не всадил! Благо я успел на пол лечь.Затем мы месяца два без певицы работали. Оркестр играл – вот и вся музыка.После какой-то бард начал выступать. Потом вместо тебя взяли эту писклявуюмалолетку, которую все братки по очереди поимели…

– Она, гадина, мои песни поет. Я ведь их сама сочиняла…

– Это ей Макар велел петь. Потом Любка уехала. Сказала, чтоуволилась, и отчалила домой. Повариха позвонила ей месяца через два, а тамсказали, что она трагически погибла. Застрелилась. Ты не знаешь, что произошло?Вроде она всегда такая живая, резвая была, даже не подумаешь, что на такоеспособна…

– Ничего я, Толик, не знаю, – допив шампанское, соврала я.

– А ты все-таки сбежала от Макара с тем бизнесменом… Вышлаза него замуж?

– Вышла.