Пандем - Марина и Сергей Дяченко

– Поймёшь?

– Попытаюсь.

Быстов осторожно поставил на стол опустевшую рюмку. Протянул к Киму руки ладонями вверх:

– Видишь?

Руки были, как дерево. Застарелые мозоли покрывали их сплошной коркой.

– Не аргумент, – сказал Ким.

– Усилие, – сказал Быстов. – Человек – это усилие… Жизнь. Наибольшее усилие, на которое человек способен – цена ему, человеку. Не обязательно яму при этом копать… Или там бабе рожать необязательно… Ты меня поймёшь.

– Вообще любое усилие? – спросил Ким.

– Да, – Быстов снова налил себе и гостю. – Можно на тебя ещё продукт переводить? Или тебе Пандем в желудке всё в воду превратит, начиная с третьей?

– Не превратит, – сказал Ким. – Он ничего не превращает в воду, у него другие механизмы… Понеслась?

И они выпили.

– Зачем корячиться, если есть Пандем? – устало спросил Быстов.

– То есть зачем надрываться на жатве, если синтезатор делает хлеб из простеньких реактивов за пять минут?

Быстов покачал головой; сверкнула круглая лысина в густых седеющих патлах:

– Не-ет… В эту детскую ловушку меня не лови. Раньше, мол, люди на лошадях пахали, но разве комбайн обесценил их труд… Оптимальный путь, высвобождение энергии для других целей и всё такое – это правильно, Ким. Я совсем другое усилие имею в виду…

Он встал. Прошёлся взад-вперёд по комнате. Щёлкнул пальцами – на стене напротив окон засветился большой, от пола до потолка, монитор.

– «Дюйм», – пробормотал Быстов себе под нос. – Двадцать шестая.

На экране возник вдруг – и продолжился с середины – старый-престарый фильм. Не только не объёмный, но даже и чёрно-белый. Отреставрированный, но всё равно блёклый в сравнении с последними реал-композициями.

– Звук! – сказал Быстов, и звук пропал.

– Усилие, – сказал Быстов. – Через «не могу»… Как в армии. Как на той же жатве. Как сегодня Димка… Зачем человеку быть выше себя, жертвовать собой, наконец, если Пандем и так всем поможет?

– У человека, – сказал Ким, – есть много других возможностей «быть выше себя». Человек может учиться. Человек может совершенствоваться. Заниматься спортом, в конце концов…

«Лететь в космос», – хотел он добавить, но не добавил. Некстати вспомнил о Витальке.

– Игрушки, – Быстов невесело усмехнулся. – Детский мир. Делай что угодно, но знай, что Пандем всё равно тебе поможет… Он же тебя любит. Он тебя вытащит у чёрта из пасти, если ты туда из любопытства полезешь. Что, мамка не поможет дитятку, если с дитятком беда? А сколько лет дитятку – значения не имеет. Когда я служил, у нас одному парню мамаша клубнику в сахаре таскала, передавала какие-то пирожки, мармеладки…

– Пусть лучше дитятко свалится в пропасть и сдохнет на дне?

– Сам, – Быстов ударил кулаком по столешнице, и оба монитора подскочили. – Не сваливайся в пропасть, лапушка. Думай сам… Нет, игрушки всё это, «пандемовы страсти». Красная зона та же… Игрушки да лицемерие: я крутая, я боксерша… я эгоистка… я анархистка… а как беда, так Пандем поможет. Он всегда помогает. Он добрый.

– Дочь? – подумав, спросил Ким.

– Она, – пробормотал Быстов, с ненавистью глядя на пустую рюмку. – А ты… Ты вроде мужик. Я уж подумал было, что ты тоже отказник… Ни один пандемный так бы не…

И замолчал.

– А то, как ты живёшь – не игрушки? – спросил Ким. – Поля эти… пшеница… Огороды… Коровы ходят, понимаешь… Синтезаторами вы не пользуетесь, а сетью – да?

– Сеть люди раньше придумали, – сказал Быстов. – До Пандема.

– Так и синтезаторы собрали тоже люди… с подачи Пандема… А если бы и марсиане подбросили – что, не пользоваться? Брезговать? Пусть народ с голоду мрёт?

– У меня никто не мрёт, – сказал Быстов. – Звук!

И, повернувшись к Киму спиной, стал смотреть фильм.

Минуты через две Ким узнал ленту. Это был «Последний дюйм» из его детства.

…Динамика плотности населения в Тихом океане, оперная постановка с участием сразу двенадцати звёзд, климатический купол на Северной платформе…

На пороге комнаты стоял Мишка. Лера отвернулась от экрана:

– Да, котёнок?

– Я ещё не ужинал. Ма, вообще-то я тебя ждал…

– Так что же ты молчишь? Я тоже ещё не ужинала, давай…

Её сын был чем-то подавлен. Лерка определила это если не с первого взгляда, то со второго – точно.

Себе она взяла коктейль с алкоголем, Мишке – с фруктами и овощами. Сын не был гурманом и никогда не тратил время на выбор пищи – тыкал пальцем в дежурное блюдо и равнодушно ел, что дают. Ему казалось, что он слишком толстый; вроде бы он даже говорил об этом Пандему. И вроде бы Пандем ему сказал, что у Мишки оптимальный для его сложения вес, а если он хочет перемен, то пусть поактивнее будет в спортзале…

– Как дела в школе? – спросила Лерка как ни в чём не бывало.

Сын вздохнул:

– Открыли новую специализацию. Медицина.

Лера на минуту перестала жевать:

– Какую-какую?

– Медицина… Я решил не записываться. Как-то мне не нравится.

– Ты ничего не путаешь? – тихо спросила Лера.

Сын помотал головой.

– Ещё что? – спросила она рассеянно.

– Ничего.

– Ты уверен? Что-то ты какой-то кислый…

– Да так, – Мишка поёжился. – Я вот сегодня подумал…

И замолчал.

– Что? Что ты подумал?

– Я ведь не пройду экзамена на взрослость, – сказал Мишка еле слышно. – У нас там рассказывали… У одного парня брат… Так я ведь такого не сделаю, что ему Пандем загадал. До старости буду тест сдавать – а не сдам…

– Ерунда, – сказала Лера, подумав. – Пандем прекрасно знает, что кому загадывать.

– Вот именно, – сказал Мишка и ниже опустил голову. – Он даёт на преодоление, это все знают. Если боишься змей, например… ну, неприятны они тебе… то змееловом работать.

– Тебе до экзамена ещё расти и расти, – напомнила Лера.

– …А если ты, ну, стесняешься или боишься – так в красный слой… Подраться там с кем-нибудь… А если бегать не любишь – так в спортлагерь на полгода.

– И это всё, что тебя огорчает?

Мишка оторвал глаза от тарелки. Глаза были нехорошие – больные какие-то глаза.

– Мишуль…

– Да не надо, мама… Пандем говорит – учись преодолевать. А я не хочу. Лучше не надо мне экзамена на взрослость вообще. Дома буду сидеть, по сети учиться, по сети работать… Ты не против?