Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом - Крисанн Бреннан

* * *

Порой жизнь в компании Кэтти и Марка становилась яркой и интересной, но серьезных разговоров о моих проблемах мы не заводили. Каждому из нас было меньше тридцати, и моего положения они не понимали, да и как могли понять? Моя жизнь находилась в раздрае, многие сочли бы мое положение позорным, и мы предпочитали не лезть в дебри этой ситуации.

Очень жаль, что тогда я не имела психотерапевта: он помог бы мне разобраться с проблемами. Мне это было не по карману, а потому я проводила дни без особых планов, понимая только необходимость заботиться о ребенке и надеясь, что произойдет нечто радостное и поможет забыть о моем одиночестве. Зачем-то я купила в местном книжном магазине справочник по определению подлинности кристаллов. Денег оставалось очень мало для столь экстравагантной покупки, но мне это было нужно.

В книгу вошли фотографии и точные изображения природных и искусственных кристаллообразований, а также сведения, где на земле и под землей можно найти кристаллы. Я обожала эту книгу и внимательно изучала все кристаллические формы, великолепные и идеальные. В детстве я владела изумительной коллекцией ракушек и думаю, что просмотр этих страниц стал продолжением любви к миру минералов. Но еще изучение идеальных геометрических форм предлагало мне нечто сильное и прекрасное, нечто большее, чем повседневные трудности, которые я испытывала. Художник, живущий во мне, не мог пресытиться этими картинами, требуя разглядывать их снова и снова. Сейчас я понимаю, что тогда, чувствуя себя забытой и подавленной негативными представлениями Стива обо мне, я видела в формах кристаллов и их блеске природную яркую элегантность и целостность – поэтику вдохновенного выживания. Они послужили предтечей той художественной деятельности, которой я занялась, когда Лиза пошла учиться в колледж.

В те дни в Идиллвилде мне нравилось наблюдать за Лизой и ее маленькими ищущими движениями носом, ручками и ножками. Она была как движение воды на поверхности: идеальное, волнистое удовлетворение. Люди смотрят телевизор, на огонь и даже на аквариумы – но смотреть, не отрываясь, на лицо ребенка? Я и представить не могла, что ее бесконечные гримасы будут так стойко меня притягивать. Иногда я держала ее вверх тормашками за ножки: оказалось, ей очень нравилось изучать мир под разными углами. Ее щеки свисали вокруг глаз, и на лице появлялась потрясающая улыбка, пока она медленно крутила головкой, чтобы восхититься перевернутым вверх дном миром. Как и я, она наслаждалась многообразием и движением.

Я также пела ей – выдуманные песни и музыкальные гаммы – и повторяла слова и короткие стишки, чтобы веселить и сохранять нашу связь. А Лиза издавала милые лепечущие звуки, которые казались похожими на абстрактную живопись, когда есть все цвета, но нет настоящей формы. Но однажды я с изумлением осознала, что ее лепет не случаен. Она очень точно имитировала каждое мое слово, песню и тон. Ее мир вдруг открылся для меня: она слышала и повторяла все, чем я с ней делилась. Эта структура связи «вопрос-ответ» между матерью и дочкой всякий раз помогала мне избавиться от грусти. Я удивлялась, что крошечное дитя может ухватывать так много информации и использовать в общении со мной. И ежедневная рутина неожиданно стала волшебной. У меня был волшебный ребенок.

Единственная вещь, которую она не повторяла, был скрипучий звук, какой я издавала горлом, доставая ее из кроватки или меняя ей подгузники. Я произносила его лишь потому, что он так сильно ее изумлял. Она приходила в восторг и смеялась, словно это был самый поразительный звук во всей вселенной, и она поражалась, что я умею его издавать. Я имею в виду, действительно очень поражалась, словно я обладала тайным знанием и передавала ей секреты вселенной. Кто знает, может, я и вправду это делала.

Первый раз Лиза улыбнулась мне в три месяца. Казалось, сияющее солнце восходило над новым миром. Дела шли на лад.

В том году я придумала идеи нарядов на Хэллоуин для сестры, ее мужа и себя. Мне нравится изобретать наряды, отражающие характер человека. Хотя я их не шью, я заправляю, подгибаю, разрезаю, вырезаю, вставляю, прикрепляю и привязываю материалы к нужному месту. Я была счастлива и переполнена чувствами, выполняя эту работу. Руки делали все прежде, чем я успевала подумать. Это была чистая забава. Мы так развеселились в тот день, и Марк и Кэтти не уставали повторять: «Черт возьми, тебе надо зарабатывать этим на жизнь». Я разукрасила Марка в черный и белый цвета, добавив к ним золотую слезу. Этот образ ассоциировался у меня со Стивом. Они были очень похожи: Марк и Стив. Оба очень сообразительны, ведомы страхом и драматичны. Марк начал с цилиндра, а я доделала остальное, добавив к образу накидку и разрисовав его лицо в черно-белую шахматную клетку. Последним штрихом стала золотая слеза в углу его глаза. Сестру я превратила в монашку, мать-настоятельницу, облачив ее в кипы розовато-лиловой и белой ткани, которая была у нее дома. На Кэтти вовсе отсутствовала косметика. Свое лицо я раскрасила в белый цвет и укрылась прозрачной сеткой для ловли москитов. Я была привидением. Никаких шуток, не так ли?

Мы поехали на вечеринку, оставив наших детей с няней моей сестры: надежной, заботливой женщиной, у которой были свои собственные дети. Я впервые доверяла заботу о своей дочери кому-то не из своей семьи: до этого я лишь раз оставляла Лизу на попечение своему отцу и его жене на пару часов, а когда мне время от времени нужно было сходить в магазин, опеку над ней брала моя сестра. Возможность выйти в люди придала мне сил, и в тот Хэллоуин я почувствовала благословенный воздух свободы. Стесненная тем, что до этого момента я почти все время сидела дома, я поначалу не могла уловить настрой и стать своей на вечеринке. Однако со всем этим попкорном, сальсой, сангрией и музыкой, танцами и смехом у меня только начало получаться, когда приехала няня с Лизой. Моя дочь плакала не переставая, так что все лицо ее стало свекольно-красного цвета. Няня безрезультатно успокаивала ее три часа. И так как никто на вечеринке не отвечал на телефонные звонки, она решила привезти ее ко мне. Лиза разревелась еще сильнее, когда ее передали мне, ведь мое лицо было до неузнаваемости изменено белой краской и сеткой. Поэтому Кэтти, как мать-настоятельница, взяла в ту ночь опеку над Лизой на себя, и та наконец перестала плакать. Ох, эта ее сила воли: плакать в течение трех часов подряд! После этого я не допускала, чтобы она плакала больше чем пару минут. Я не могла без боли в сердце наблюдать за ее страданиями, хотя Марк не прекращал заверять, что плохое должно произойти несколько раз, прежде чем в душе ребенка останется рана. Он продолжал говорить: «Дети быстро оправляются от огорчений. Она в полном, полном, полном порядке».

* * *

Когда у тебя ребенок, тебе нужны ресурсы. Так как дети – явление материальное, тебе нужны материальные средства. Но когда я задала вопрос о деньгах Стиву и Кобуну, они оба отреагировали так, словно я была пустым местом, жужжащей мухой, надоедающей им. Довольно сложно полностью описать тот эффект, который они на меня произвели, поскольку они общались со мной с помощью тишины – игнорируя меня – намного чаще, чем с помощью слов. Однако я ничего из этого не забыла.

Я провела в Идиллвилде около шести недель, когда позвонил Дэниэл Коттке. Он сказал мне, что люди спрашивают Стива, почему он просто не даст мне денег, на что Стив отвечал в таком духе: «Ей не нужны мои деньги. Она просто хочет меня».