Космический Апокалипсис - Аластер Рейнольдс

Еще одной темой, которая бросала мрачную тень на их разговоры, было то, что все их беседы возникали исключительно по инициативе Вольевой и что она не переставала настаивать на вопросах о визите Капитана и Саджаки к Трюкачам. Вольева заинтересовалась подробностями этого визита только в последние годы, когда пришла к выводу, что изменение личности Саджаки произошло примерно в это же время. Конечно, само посещение Трюкачей имело целью как-то трансформировать работу мозга, но почему Саджаки позволил им изменить себя к худшему? Он стал куда более жестоким, стал деспотичнее, перестал выносить малейшее противоречие, тогда как раньше был строг, но справедлив. Был самым уважаемым членом Триумвирата. А теперь она ему не доверяет. И все же вместо того, чтобы пролить свет на эти изменения, Капитан агрессивно отказывается отвечать на ее вопросы, вследствие чего ее настроение ухудшается, а любопытство — обостряется.

Теперь она шла к Капитану, а все те же вопросы жгли ее с новой силой. Она опять думала о том, как ей ответить на неизбежный вопрос Капитана о Силвесте и как по-новому подойти к проблеме Трюкачей. Поскольку шла она туда привычным путем, то неизбежно должна была посетить и Тайник.

Вот тогда-то Вольева и обнаружила, что одно из орудий — самое страшное — было кем-то передвинуто.

— В ситуации произошли изменения, — сказала Мадемуазель. — Некоторые были делом случая, другие — нет.

Было странно ощущать себя снова в сознании. Не говоря уж о том, что она снова слышала Мадемуазель. Ведь последним, что помнила Хоури, было то, как она влезает в «кокон» для глубокого сна, а над ней склоняется Вольева, отдающая распоряжения своему браслету. Теперь же она ничего не видела, ничего не ощущала, не чувствовала даже холода. Но все же знала — непонятно как, — что находится в «холодном» сне и продолжает спать и в данную минуту.

— Где… когда… я нахожусь?

— Все еще на борту корабля. Примерно на полпути к Ресургему. Идем с очень большой скоростью — всего на один процент ниже скорости света. Я слегка повысила температуру твоих нейронов. Этого достаточно для разговора.

— А Вольева не заметит?

— Боюсь, что если бы это и произошло, то было бы наименьшей из наших проблем. Ты помнишь Тайник и то, что я обнаружила нечто, прячущееся в архитектуре мозга Оружейной? — подтверждения Мадемуазель ждать не стала. — Послание, которое мне доставили мои «псы», было очень трудно расшифровать. Три года подряд… но теперь сказанное там стало яснее.

Хоури представила, как Мадемуазель отрубает головы «псам», изучая топологию их электронных внутренностей.

— Стало быть, «заяц» — реальность?

— О да! И враждебная, но об этом немного позже.

— Известно ли, что он такое?

— Нет, — ответила Мадемуазель, но ответ явно был неполон. — Впрочем, то, что мне удалось выяснить, не менее интересно.

То, о чем хотела рассказать ей Мадемуазель, имело отношение к топологии Оружейной. Оружейная была невероятно сложным собранием компьютеров. Уровни их взаимодействия складывались в течение десятилетий корабельного времени. Сомнительно, чтобы один человеческий мозг — даже мозг Вольевой — мог понять хотя бы самые основы этой топологии. Взаимопроникновение уровней друг в друга, наложение этих уровней было просто непостижимо. Но в одном смысле Оружейную было нетрудно представить: она была почти полностью отделена от остального корабля, и поэтому большая часть высших функций вооружения могла быть задействована только тем, кто занимал ее кресло. Оружейную изолировала плазменная стена, пропускавшая информацию только вовне. Причины этого были чисто тактические. Поскольку орудия (и не только из Тайника), когда ими пользуются, выдвигаются на внешнюю поверхность корабля, то они потенциально представляют собой путь для проникновения в корабль вражеских видов вооружения, в том числе и вирусного. Поэтому Оружейная изолирована, защищена от остальных хранилищ информации корабля ловушкой, открытой лишь в одном направлении. И никакой объект не мог пройти через эту одностороннюю дверь и войти в Оружейную.

— А теперь, — сказала Мадемуазель, — зная, что мы все же обнаружили этот объект в Оружейной, я прошу тебя сделать логический вывод.

— То, что туда попало, попало по ошибке.

— Да! — ответ Мадемуазель прозвучал так, будто ей самой эта мысль пришла в голову только сейчас. — Полагаю, мы должны рассмотреть и эту возможность. Конечно, нечто могло попасть в Оружейную и через вооружение, но я думаю все же, что оно попало туда через люк. Больше того, мне известно, когда через этот люк проходили в последний раз.

— Как давно?

— Восемнадцать лет назад, — и прежде чем Хоури успела что-либо сказать, Мадемуазель добавила: — Это по корабельному времени, а по мировому — лет за восемь-девять до того, как тебя рекрутировали.

— Силвест! — с удивлением сказала Хоури. — Саджаки сказал, что он попал сюда по единственной причине: только он мог вылечить капитана Бреннигена. Даты совпадают?

— В достаточной степени убедительно. Это должен быть 2460 год — лет двадцать с хвостиком после возвращения Силвеста от Странников.

— И вы думаете, он привез это — что бы оно ни было — с собой?

— Все, что нам известно, мы знаем от Саджаки. Силвест впустил в себя имитацию сознания Кэлвина, чтобы вылечить капитана Бреннигена. В какой-то момент этой операции Силвест соединился с информационным пространством корабля. Возможно, что именно таким путем «заяц» сумел проникнуть сюда. Потом — очень скоро — он попал в Оружейную сквозь дверь, открывающуюся в одну сторону.

— И с того времени обретается там?

— Видимо, так.

По-видимому, так оно и было. Когда Хоури чувствовала, что в ее голове складывается вполне достоверное представление (или почти достоверное), неизвестно откуда вдруг выскакивал какой-нибудь новый факт и ее схема разлеталась в клочки. Она чувствовала себя средневековым астрономом, который создает космологические теории, стараясь увязать с ними открытия, сделанные с помощью новейших средств наблюдения. Вот и сейчас она никак не могла представить себе, каково могло быть отношение между Силвестом и Оружейной. Впрочем, можно было об этом и не думать, сославшись на собственное невежество. Мадемуазель и ту ведь перехитрили!

— Вы говорили, что это существо враждебно, — сказала она тщательно выговаривая каждое слово, так как не была уверена, что сможет задать много вопросов, если ответы на них усваиваются мозгом с таким трудом.

— Да, — снова колебание. — «Псы» были моей ошибкой. Я оказалась слишком самоуверенной. Надо было понять, что Похититель Солнц…

— Похититель Солнц?

— Так он себя называет. «Заяц», я хочу сказать.

Вот это плохо! Откуда она узнала имя этого существа? Вдруг Хоури вспомнила, что Вольева спрашивала у нее, не значат ли для Хоури что-нибудь эти самые слова. Но есть кое-что и похуже: ей кажется, что их же она слышала во сне, и совсем не так давно. Хоури уже открыла рот, чтобы заговорить, но Мадемуазель опередила ее.