Игра нипочем - Феликс Разумовский

«Пещёрка», – прочла название Варенцова.

Если по прямой, расстояние отсюда до Санкт-Петербургасоставляло триста сорок два километра. Примерно на такой высоте летают надЗемлёй космонавты.

Все справочники дружно утверждали, что Пещёрка – оченьдревнее поселение. Как водится в Ленинградской области – финно-угорское. Потомна исторической арене появились славяне и дали месту название, котороеприжилось. А так как пещер в окрестностях не водилось, нынешние филологисопоставляли топоним скорее с «печью», иногда произносимой как «пещь», ведьболотное железо здесь выплавляли всегда.

На этом самом железе Пещёрка неплохо «приподнялась» впетровские времена, однако в болоте для промышленных масштабов не накопаешь, ипоэтому Магнитку здесь не построили. Ни тогда, ни потом. Хотя отдельные энтузиастыи предлагали – почти по китайскому варианту.[123]

В революционные годы название кое у кого сталоассоциироваться с киево-псково-печорскими монастырями и прочей атрибутикойустаревшего культа, поэтому Пещёрку переименовали было в Красную Кузницу (неиначе пошли на поводу у означенных энтузиастов). Однако название не прижилосьи, торжественно провозглашённое, впоследствии как-то тихо слиняло.

Во времена тотальной борьбы с буквой «ё» заезжий партийныйдеятель, читая по бумажке речь, обозвал Пещёрку «Пещеркой». Как рассказывают,хохотал весь район. И потом ещё долго плодил анекдоты про пещеру и еёобитателей, а название некоторое время пытались официально писать через «о», нои это не прижилось.

В войну здесь шли немыслимые бои, немцы штурмовали гиблыетопи с таким ожесточением, с каким не штурмовали, кажется, и сам Ленинград, анаши столь же яростно отстаивали родное болото. И отстояли. Часть историков наполном серьёзе полагала пещёрскую эпопею реальной причиной победного исхода подЛенинградом. Правда, оставался открытым вопрос, каким образом фашистысобирались замкнуть пресловутое «второе кольцо» по незамерзающим глубоченнымтрясинам. Ну так ведь фашисты же, бесноватый фюрер, бездарные генералы! Что онимогли понимать в российских реалиях?..

Листая справочники, разжалованная подполковница намётаннымглазом выделила ещё немало парадоксального. Начать с того, что географическиПещёрка располагалась в самом конце длиннющего «полуострова», глубоковнедрившегося в болота – совершенно чудовищные (согласно всё тем жесправочникам) как по непролазности, так и по величине. Кажется, зачем вообщеселиться здесь человеку, если он не приверженец какой-нибудь фанатическойсекты, где принято питаться исключительно морошкой и в религиозном экстазеотдавать себя на съедение комарам?.. Однако особо строгих монастырей,староверческих скитов и даже «суверенных» деревень, как бы отъединившихся отокружающего государства и не желающих иметь с ним ничего общего,[124]доступная Оксане литература в указанных местах не усматривала. Ан поди ж ты,при названии на карте не только не стояло печального примечания «нежил.» – всюсвою историю Пещёрка медленно, но неуклонно росла. Выбилась в районные центры.И посейчас находились отдельные ненормальные, которые приезжали в городокпосреди болота и оставались в нём навсегда…

Сюда даже пробовали проложить железнодорожную ветку,опять-таки непонятно, за какими хренами. Промышленностью Пещёрка, как уже былосказано, располагала исключительно местной, почти на уровне народных промыслов.К трассам на Москву, Мурманск и Вологду никоим образом не тяготела…

И всё равно – строительство начиналось аж целых два раза.Первый раз – ещё при царе, весьма безуспешно. Вторую попытку осуществляли передвойной силами зэков, и официально именно война не дала её завершить. Рельсысняли с готовых участков и увезли строить фронтовые рокады,[125]недоделанную насыпь на несколько лет бросили расползаться… а в послевоеннойразрухе до неё просто всё руки не доходили… и, кажется, по сей день не дошли.

В общем, железнодорожная станция Пещёрка располагалась отсобственно Пещёрки почти за сто вёрст, и туда дважды в день мотался страдалецавтобус с великомучеником-водителем за рулём. Штопаный-перештопаный «ЛАЗ»выпуска восемьдесят затёртого года, огнедышащий и громыхающий, но удивительноживучий, – и немолодой, изобретательно матерящийся, в меру трезвыйроссиянин при нём.

Ну как тут не вспомнить замечательный афоризм, гласящий, чтоПитер и Москва суть два места, где можно посмотреть, как НЕ живут люди вРоссии. Всего-то три часа поездом от культурной столицы – и вот вам,пожалуйста. Другая планета. Даже шоссе от Питера сюда не проложено, толькопоездом, который здесь вместо космического челнока… Оксана поглядывала впыльное окно на замершие в зное вековые ели и хмуро ностальгировала по своейоднокомнатной, казавшейся со здешней орбиты таким уютным обжитым гнёздышком…Она знала: это скоро пройдёт.

Дорога, проложенная на костях зэков и крепостных, местамишла прямо (Оксана догадывалась, что здесь использовали старую насыпь), местамипринималась петлять. Асфальт кончился километра через два после старта отпривокзального магазина, и теперь под колёсами бугрился и дыбился грейдер. Тути там – с глубокими провалами, наводившими на мысли о ещё немецких бомбёжках.

Тишке автобусное путешествие давалось нелегко. Уж, кажется,настолько привык мотаться с хозяйкой туда и сюда, знал, как вести себя вавтомобиле, на улице и в метро… Он и в поезде все три часа преспокойно проспална любимых коленях, не нуждаясь ни в переноске, ни в поводке, и лишь изредкапросыпался, чтобы посмотреть на мелькание за окном да попить немного водички…Но это! Грохот, жуткая жара, тряска, угарная солярочная вонь!..

Примерно раз в десять километров его терпению наступалпредел: Тихон вскакивал – огромный, рыжий, похожий на миниатюрную рысь, –и принимался орать. Надрывно, с выражениями, басом. Тогда на него оглядывалсядаже водитель, причём в глазах матерщинника-рулевого читалось неподдельноеуважение. Наверное, он с пятого на десятое, но понимал кошачий язык.

– Тиша, Тишенька, – уговаривала питомцаОксана. – Ну не было у них минералки, вот, швепса попей… Да заткнись ужеты наконец, а то кастрирую тупыми ножницами… Тихо, говорю, гад мохнатый!

После каждого приступа недовольства кот затихал, аморфнопадал обратно на колени Оксане и отворачивался от мирской суеты, всовываяголову под локоть то ей, то дремавшему рядом пассажиру.

Народ в автобусе сперва косился на котовладелицу, но кисходу сороковой версты начал комментировать.

– Никак издох, – обернулся, ухмыляясь, с переднегосиденья некто красноносый. Может, он бы пофилософствовал на тему «понаехалитут, да ещё кошек развели», но взгляд Оксаны заставил его о чём-тозадуматься. – Ну, какие мы серьезные…