Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев

братом своего почившего супруга, хотела она обсудить будущее своих детей.

Тридцатисемилетний Святополк Изяславич, огромного роста, сухощавый, смуглолицый и темноволосый, с долгой узкой бородой, которую отрастил почти до пояса, показалось Ирине, встретил её с настороженностью и некоторым даже испугом. Сам вышел снохе навстречу со свечой в руке, поцеловал в чело её и Анастасию, велел ступать за собой следом в горницу.

Жарко топили муравленые печи. Рядом со Святополком Ирина обнаружила младшую сестру, Евдокию, — невесту польского князя Метко. Здесь же, за крытым скатертью столом, располагались брат киевского тысяцкого Путята Вышатич, полный лобастый муж лет сорока пяти, и жена Святополка, дочь чешского князя Спитигнева Лута, женщина уже довольно преклонного возраста.

Наложницу свою Святополк, вероятно, во Владимир с собой не взял, равно как и двоих малых сыновей от неё.

Ирину с дочерью посадили за стол, боярские челядинцы принесли и поставили перед ней кушанья, после чего Святополк продолжил, видимо, прерванный их приходом разговор.

— Стало быть, тако и порешим. Тебе, сестрица, — обратился он к Евдокии, худенькой девушке с остреньким носиком, очень похожей на свою мать, Гертруду, — за князя Метко идти, как мой брат покойный и уговаривался.

Евдокия Изяславна покорно склонила голову.

— Лепо, лепо, — тихо произнёс Путята, огладив густую бороду.

— Ну а ты с чем явилась, невестушка? — спросил Святополк Ирину. — О сынах своих потолковать хочешь ал и как?

— Не спеши. Дай гостьям нашим откушать, — ворчливо заметила княгиня Лута.

— Мы вас в обиду не дадим! — заявил Святополк. — Вон Настенька, четырнадцатое лето девице, пора бы уж и о женихе помыслить. Ты как, племянница, думаешь?

Анастасия Ярополковна ничего не успела ответить, как вдруг Святополк, хлопнув себя по лбу, промолвил:

— Есть для тебя жених добрый. И русс, не иноземец. Сосед наш, не из земель незнаемых. Меж князьями надобно ить связи крепить. Вот и скрепим. Глеб, сын полоцкого Всеслава, самый тебе жених. Семнадцать лет парню. В Меньске[236] сидит, наместничает.

— Полоцкий князь Всеслав всегда был нашим врагом, — возразила, хмурясь, Ирина. — Мой покойный муж имел с ним рать. Да и ты сам, Святополк, брал штурмом Полоцк. Кроме того, Всеслав — враг киевского князя. Ничем не славен, кроме разбоя. Ещё говорят, он чародей. Не верует в Христа.

— До киевского князя что нам за дело? Сами с усами! — с жаром стал убеждать её Святополк. — Всеслав не беден, у него много серебра. И много ратников. А что прежде вражда была, так о том уж и забыть пора. Десять лет без малого минуло.

— Это правда, — поддержала супруга Лута. — Да и тебе, детонька, — обратилась она к обескураженной Анастасии, — довольно в девках сиживать. Вот дядя о будущем твоём и позаботится.

— И то верно. Кто лучше близких людей поможет сиротинушке, — добавил Святополк.

Сын Изяслава мечтал о киевском столе и искал себе союзников. Одного обрёл в Игоревиче, согласившись уступить ему Владимир-на-Волыни, второго хотел видеть в Полоцке.

«Чтоб помог в случае чего! — сидело в голове у тридцатисемилетнего Святополка. — И Всеслав рад будет. Сколько ж воевать можно? Тоже, верно, устал».

Масляно-угодливая рожа Святополка Ирину раздражала. В словах его искала она тайный подвох. Но ближе его родичей у её чад, воистину, не было, и никто не мог или не хотел заботиться об их будущем. Сама же она, слабая, хрупкая женщина, иноземка, на Руси не имела корней.

— Глеб — парень видный. Красавец. И Бога любит, не в отца, — продолжал нахваливать своего жениха Святополк.

— Подумать я должна, — оборвала его речь Ирина. — Одна у меня дочь.

— Ну, подумай. Токмо не вельми долго, любезная сестрица. Женихи ить, они народец такой... Ждать не любят.

Лукавая улыбка деверя Ирину прямо-таки бесила.

«Лучше бы к Игоревичу идти. Нет, к Мономаху надо было! Но Мономах против Святополка не пойдёт! А Давида сам же он во Владимире и посадил!»

Не было у вдовы выхода. Поразмыслив, согласилась она на предложение Святополка.

— Хорошо. Я согласна, князь Святополк! — сухо сообщила Ирина.

Деверь в ответ просиял.

— Ведал всегда: умница ты у нас, невестушка! — возгласил он восторженно. — Мудро, вельми мудро!

— Лепо, лепо, — тихонько вторил князю Путята.

— Вот и вторая невеста у нас есть. — Княгиня Лута ласково положила холёную, украшенную золотыми перстнями и браслетами длань на плечо Анастасии. — По батюшке траур относишь, там и сватов к тебе пришлём. Не чужой нам человек Глеб. Свой.

Ирина решительно перевела разговор на другое.

— У меня, да будет тебе известно, князь Святополк, два сына... Ярослав и Вячеслав... Великий князь Всеволод... он обещал моему старшему сыну Луцк.

— Да! Он такое говорил?! Вправду?! — Святополк едва не подскочил со скамьи.

«Не отдавать Давидке Луцк — здорово ж! — Сын Изяслава готов был запрыгать от радостного возбуждения. — Пусть одним Владимиром володеет. Берестье я себе возьму, вместе с Турином и Пинском, а в Луцке сыновца[237] посажу. Всё ж таки не дальний родич какой. А свои сыны подрастут когда...» — Он решительно оборвал собственные мысли и вопросительно уставился на боярина Путяту.

— Я в Киеве князю Всеволоду об обещании, данном светлой княгине, напомню, — сказал брат тысяцкого.

— Добро, — коротко кивнул ему Святополк. — Всех чад твоих устроим, всё хорошо будет, — обратился он к Ирине. — А я вот Новгородом наелся в полной мере. Не любо мне там. Средь голытьбы ентой, которая бог весть что о себе мнит. И князю ещё указывают: того не делать, сего не сметь. Наше, новогородское, не твоё! — стал он жаловаться. — Ни корабля торгового не снарядить, ни товара какого чрез своих купцов не сбыть — токмо чрез них, новогородцев! Рожи противные! Надоели за десять лет! В общем, буду просить я стрыя Всеволода, перевёл бы меня в Туров.