Капля крепкого - Лоуренс Блок

— И что?

— Конечно, не так уж и сложно стащить запасной ключ, что висит внизу за стойкой. Или открыть дверь без ключа.

— А дальше?

— Получается, кто-то вошел в мою комнату, — ответил я. — И принес с собой бутылку.

— И еще стакан, позаимствованный у Армстронга.

— Да где угодно. В доброй половине баров города используют такие бокалы для виски со льдом.

— Итак, некто принес бутылку и бокал.

— И накрыл поляну, — подхватил я. — Налил в бокал виски. Оставил рядом раскупоренную бутылку.

— Причем всего один бокал. Похоже, бесцеремонный тип. А если бы ты пришел не один, а с кем-нибудь?

— Джим, — вздохнул я, — он хотел, чтобы я выпил.

— Но ты не пил.

— Нет.

— Ты ведь даже не хотел, верно?

Я задумался.

— Нет, — ответил я наконец. — Не хотел. И в то же время не мог оторвать от бокала глаз. Словно птичка, загипнотизированная змеей.

— Понять можно.

— Мне претила сама мысль о выпивке. И еще казалось, бокал вот-вот сорвется со стола, подлетит к губам и вольет мне виски прямо в горло. Точно он наделен сверхъестественной силой.

— Ага.

— Он так и манил, — добавил я. — Я не хотел пить, но он притягивал, словно магнит.

— Ты ведь алкоголик, — напомнил Джим.

— Да, мы оба знаем это.

— Вот именно. И если возникает хоть малейшее искушение, должны противиться ему всеми силами.

— Я хотел вылить виски в раковину, — сообщил я.

— Все лучше, чем пялиться на него.

— Но боялся даже приблизиться. Не смел сделать даже одного шага к столу, где стоял бокал. Уже не говоря о том, чтобы брать его в руки.

— И правильно.

— Разве? Разве это не безумие — придавать какому-то дерьму такую власть и силу?

— Алкоголь уже наделен этой силой.

— Догадываюсь.

— И ты сам придал бы ему еще большую силу, — сказал Джим, — если бы взял бокал в руки и выпил… Первый шаг к тому, чтобы развязать, — это взять в руки бокал или рюмку.

— Потому я и оставил его на столе.

— А потом вышел и запер дверь. Сколько сейчас? О черт!

— Что такое?

— Негоже оставлять тебя наедине с собой и без дела, — заявил он. — Я, конечно, пойду с тобой туда после встречи, если вовремя закончу здесь со всеми делами. Но мне страшно не хочется оставлять этот виски там еще на несколько часов. Или же допустить, чтобы ты болтался где-то до начала собрания. Сам запер свою комнату и идти тебе просто некуда. Я бы подскочил прямо сейчас, но…

— Нет, нет, работа прежде всего.

— Мне правда никак нельзя уйти прямо сейчас… Скажи, у тебя ведь есть номера телефонов, верно? Ну, тех людей, которые участвуют в программе и живут поблизости?

— Само собой.

— И четвертаки тоже есть.

— Да, и жетоны на метро, — подтвердил я. — Хотя не представляю, как может теперь пригодиться что-то из этого.

— Как знать. Ты сейчас где? Примерно в квартале от своей гостиницы?

— В пяти кварталах. Долго искал работающий и свободный телефон-автомат.

— Сделай несколько звонков. Попроси кого-нибудь составить тебе компанию. И отзвонись мне сразу, как только выльешь виски в раковину. Обещаешь?

— Конечно.

— Перезвони уже из номера. Но если не найдешь компаньона, один туда не заходи.

— Не буду.

— Вместо этого можешь еще раз позвонить мне. И мы что-нибудь придумаем, ладно? Мэтт?…

— Что?

— Разве я тебе не говорил? Порой прямо перед круглой датой случаются очень странные вещи.

Имелась у меня пара телефонов, искать которые в записной книжке не было нужды. Два номера Джима, разумеется, домашний и рабочий, ну и номер Джен. С Джимом я уже переговорил, Джен звонить не собирался.

Я мог бы позвонить ей, раз уж возникла необходимость. Когда еще только начал подсчитывать трезвые дни, до того, как мы с ней стали парой, она взяла с меня обещание звонить ей всякий раз перед тем, как у меня возникнет искушение выпить. В мире, который мы с ней разделяли, трезвость господствовала над всем, и пусть даже мы перестали встречаться, один из нас мог позвонить другому — лишь бы остаться трезвым.

Только не сейчас. Есть много других людей, которым я мог позвонить, и они живут не на Лиспенард-стрит, а гораздо ближе.

Однако я был ограничен в выборе, мог воспользоваться лишь теми номерами, что хранились у меня в бумажнике. Время от времени кто-то совал мне визитку или записывал номер на клочке бумаги, для них всегда находилось место в бумажнике. Хранил я их там ровно до той поры, пока не удавалось переписать в миниатюрную записную книжку размером с визитную карточку. Туда я вносил номера телефонов анонимных алкоголиков и места встреч, которые они посещают. Книжка лежала рядом с телефоном в гостиничном номере, чтобы была под рукой, если вдруг захочу кому-то позвонить. Но я очень редко звонил анонимным алкоголикам, за исключением Джима. И все же полезно иметь такую книжку, хотя бы для того, чтобы переписывать в нее новые телефонные номера, скопившиеся в бумажнике.

И вот теперь мне понадобилось позвонить кому-то из них, и у меня было полно номеров, но все они находились в маленькой записной книжке, а сама она осталась в комнате. И если я хочу найти собеседника и компаньона, придется вернуться в гостиницу, а это невозможно. И тогда я решил воспользоваться тем, что есть в бумажнике. Визиток и записок совсем немного, и первым попался телефон Марка Мотоцикла. Я застал его уже на выходе из дома, и он сказал — без проблем, ему все равно делать нечего, а если и есть, с этим можно подождать. Где меня лучше перехватить?

Я сообщил, что встречу его у гостиницы, и ко времени, когда прошел до нее четыре или пять кварталов, он уже был на месте, стоял и ждал со своим мотоциклом. Мы вошли в холл на первом этаже, и он заметил, что раз сто проходил мимо этой гостиницы, и ему всегда было любопытно, как оно там, внутри. Вообще-то ничего, выглядит симпатично, и я согласился с ним, сказал, что да, очень даже неплохо.

Дверь в мой номер была заперта, и, вставляя ключ в замочную скважину, я вдруг представил, что комната пребывает в том же виде, в каком я ее оставил сегодня утром — без бокала и бутылки на столе. И запах виски тоже отсутствует. И что Марк в сапогах, кожаной куртке и шлемом под мышкой, будет сочувственно кивать и говорить со мной тихо и ласково, как врач-психиатр с больным. Успокаивать меня, уговаривать не принимать все так близко к сердцу.

Я так живо представил себе картину, что отпирать дверь сразу расхотелось. Но разумеется, пришлось ее открыть. Мы вошли, и все было на месте — раскупоренная бутылка «Мейкерс Марк», бокал, наполненный почти до краев, стул, развернутый сиденьем к двери, и еще всю комнату наполнял острый запах виски.