Игра с огнем - Клаудиа Дэйн

Как вовремя подвернулся Айвстон, жаждущий поделиться с ней любовным опытом.

Поскольку он был мужчиной, то, естественно, не собирался оказывать ей бескорыстную помощь. У него явно были свои скрытые мотивы, но это вовсе не означало, что Пенелопа не сможет одновременно удовлетворить свои потребности.

Конечно, сможет.

Бедный Айвстон. Он и понятия не имел, какую огромную услугу оказывает ей.

Позже, став герцогиней Иденхем, она непременно пошлет ему благодарственное письмецо.

— Понравится, не понравится — не суть важно, лорд Айвстон. Я требую от вас клятвенного обещания, что вы сообщите Иденхему то, что я хочу, и только тогда, когда я скажу.

— Должен признаться, я немного запутался, мисс Прествик. Не могли бы вы уточнить детали?

Надо признать, Пенелопа и сама запуталась. Тем более что Айвстон стоял слишком близко, как ни странно, возбуждая в ней непреодолимое желание протянуть руку и дотронуться до него. Может быть, из-за того, что они целовались? Она немного узнала его и теперь имела представление, правда, смутное, на что он способен. Наверное, все дело в этом. Иначе и быть не может, ведь она собирается замуж за Иденхема. И все-таки ей было бы гораздо спокойнее, если бы он отступил назад, хотя бы на пару шагов.

— Разберемся с этим позже, лорд Айвстон. А сейчас лучше продолжить наши изыскания до того, как начнутся самые интересные развлечения этого вечера.

— Конечно, мисс Прествик. Как приятно иметь дело с такой практичной женщиной. Это большая редкость, уверяю вас.

— Полагаю, лорд Айвстон, вы не можете судить об этом. Чтобы разбираться в женщинах, нужен опыт, которого у вас нет.

— Я очень надеюсь, что мне удастся переубедить вас, — вкрадчиво сказал он, в то время как они шли через зал, приветливо кивая знакомым; молодые люди держались так спокойно и уверенно, что вряд ли могли дать повод для досужих сплетен, если бы не платье Пенелопы.

Именно их внешний вид — ее измятое платье и съехавший набок галстук Айвстона — наводил на непристойные мысли. Пенелопа очень надеялась, что Иденхем обратит на них внимание. Так и случилось. Когда они были в десяти футах от него, направляясь в гостиную, а затем в вестибюль, он вдруг обернулся и посмотрел на Пенелопу. В его взгляде она прочла любопытство и смущение. Это было замечательно. Нет ничего хуже, если мужчина слишком самоуверен в делах сердечных. Да, они с Айвстоном вели себя слитком неосмотрительно, возможно, вызывающе, но она ни от кого не потерпит нареканий, даже от будущего мужа.

Вестибюль в доме Ланрита нельзя было назвать очень большим, но он был великолепно декорирован. Стены были облицованы белым мрамором, ступени лестниц выполнены из светлого камня, а узорчатые перила — из кованого железа. У основания лестниц возвышались массивные канделябры, теплый свет которых создавал уютную, приятную атмосферу. В данный момент в вестибюле не было ни единой души, даже слуги куда-то пропали. Как только за ними закрылась дверь гостиной, лорд Айвстон обхватил Пенелопу за талию и, прижав к ближайшей стене, принялся страстно целовать.

Боже! До нее вдруг дошло, что он совершенно потерял голову. Это было так комично.

Пенелопе очень хотелось рассмеяться. Но ей мешали его жаркие, жадные губы и ненасытный язык, мучивший ее рот, на что конюх явно не был способен. Казалось, что лорд Айвстон решил превзойти самого себя, ибо этот поцелуй был изощреннее, чем в последний раз.

Поистине чудесно, когда мужчина так старается показать себя.

Ей следовало бы оттолкнуть его. Или хотя бы постараться и отодвинуться немного, чтобы не касаться набухшими сосками его груди. Это было бы правильно. Она так и сделает. В конечном итоге. Но зачем торопиться?

— Вы просто неподражаемы, — сказал он, озвучив ее собственное мнение о нем. Она не могла избавиться от странного чувства, что Айвстон читает ее мысли. Радоваться тут было нечему. — Ты ведь тоже думаешь, что я очень хорош. Продолжим, Пен?

— Мисс Прествик, — с трудом вымолвила она, не отрывая взгляда от его губ. — Вы слишком фамильярны.

— Да, я такой, — усмехнулся он. От его горячего дыхания и легкого прикосновения губ по спине пробежала дрожь. — Надеюсь, ты не возражаешь, Пен? Тебе же нравится наше занятие. И хочется большего. Ты…

— Ты слишком много говоришь, тебе не кажется? — С этими словами она одним движением стащила галстук вниз, обнажив шею, прильнула к ней губами и начала нежно покусывать.

— Ты вызываешь непреодолимое желание поговорить. Мне хочется столько тебе сказать, — ответил Айвстон и, скользнув руками вверх, обхватил ее груди ладонями, отчего соски призывно набухли и отвердели.

— Неужели? Я что-то не заметила, — прошептала она, посасывая мочку его уха.

Он вздрогнул. И в отместку начал большими пальцами массировать ее соски. Пенелопа застонала и укусила его за ухо.

— Сколько еще ты можешь выдержать? — нежно сказал он и с силой притянул к себе, просунув ногу между ее колен.

— Я хотела задать тебе тот же вопрос, — ответила она, запустив руки под его жилет и лаская языком шею. У Айвстона была самая соблазнительная шея на свете. Надо бы заказать поэту сонет о шее.

— Я на грани и едва сдерживаюсь, чтобы не овладеть тобой прямо здесь, на ступенях лестницы, — простонал он в то время, как его неугомонный язык, скользя по ее шее, задержался на впадинке между ключицами и устремился вниз, окончательно затерявшись между пышных грудей.

— Вряд ли это будет удобно. Меня такая перспектива не прельщает.

— Поверь, тебе понравится, — с легким смешком сказал Айвстон.

Пенелопа захихикала, что вряд ли можно было назвать ответом. Мысли путались, ибо думать становилось все труднее, и причина, почему она находится здесь с лордом Айвстоном, растворилась в пелене страстного, горячего желания, которое он каждый раз пробуждал в ней, но она не покажет ему своих истинных чувств, даже если он заглянет ей в глаза.

И вдруг дверь из гостиной в вестибюль резко распахнулась, обрушив на них гул голосов и возвращая к реальности. Айвстон так резко отскочил от Пенелопы, что она, потеряв равновесие, чуть не упала на колени. Он подхватил ее, придержав за локоть, но все очарование момента было безвозвратно утеряно. Мгновенно преобразившись, они с невинным видом обернулись, чтобы посмотреть на незваного гостя, который прервал их… эксперимент.

Это была София. На ее лице не было и тени удивления. Она явно относилась к тому типу людей, которые без зазрения совести вторгаются в личную жизнь других и испытывают при этом удовольствие.

— Вы умеете петь? — спросила она. И напрасно Пенелопа пыталась уловить хотя бы намек на осуждение или простое любопытство, ничего подобного в голосе Софии не было и в помине. Правда, Пенелопа не совсем была уверена в точности своего вывода, ибо ее взор все еще был затуманен пережитыми страстями.

— Вы меня спрашиваете? — спросила Пенелопа.